Елизавета Александрова-Зорина - Маленький человек

— Гнилой народец, болотистый.

В баре было темно и тихо, окна зашторены, на лампы наброшены салфетки, чтобы приглушить свет, а официантки шептались, не решаясь говорить громко. Саам горбился за столиком, ковыряя вилкой в отбивной, и спиной чувствовал взгляды, которые щипали и кололи его. Бандиты замерли, выжидая, как поведёт себя новый главарь, но Саам обдавал их молчанием, словно кипятком. Первое, что он должен был сделать, — расправиться с Савелием Лютым, пристрелившим Могилу, но тот как сквозь землю провалился. Саам пережёвывал гнетущие мысли вместе с куском мяса, и у него щекотало подмышками от появившегося сомнения, видел ли он Лютого за гаражами или тот померещился ему.

Коротышка хотел позабавить Саама, вытащив из рукава пару анекдотов, которые рассказывал в лицах, но бандит оттолкнул его ногой, и калека замер в углу, испуганно глядя на нового главаря. Саам скривился, и Коротышка прочитал в складках на его лбу свою судьбу. На лице калеки проступила усталость, и он осунулся, словно за пару минут постарел на несколько лет.

В бар вошёл полковник Требенько и, озираясь по сторонам, опустился за столик к Сааму. Оба долгое время сидели молча, разглядывая узор на салфетках и не решаясь заговорить о Савелии Лютом.

— Был у меня знакомый, отчаянный парень, — начал вдруг Саам. — Прыгал с парашютом, гонял на ста сорока не пристёгиваясь, спал с чужими жёнами и ел с ножа. До тридцати не дожил.

— Парашют не раскрылся? — хмыкнул Требенько.

— Нет, вышел утром за сигаретами и на пешеходном переходе попал под машину.

Полковник вскинул брови.

— Это ты к чему?

— К тому, что мы, как зайцы, петляем, наворачиваем круги по лесу, а судьба, как охотник, который смотрит на нас с вертолёта, держа на прицеле. И там уж — петляй, не петляй. — Саам сощурился, превратив глаза в бритвы. — А если на роду написано быть застреленным, то какая разница, мент тебя подстрелил или случайный прохожий?..

Требенько знал, что у Саама с Могилой свои счёты, в городе уже давно ждали кровавой развязки, гадая — кто кого. А теперь Могила лежал в морге, по-хозяйски расставив ноги, и даже мёртвый вызывал страх.

Много лет назад из областного центра в морг прислали несколько стареньких холодильников для трупов, но под утро их погрузили на грузовик и увезли в неизвестном направлении. Ходили слухи, что холодильники за копейки выкупил Антонов, и теперь они стоят у него на складе, набитые мороженой рыбой и полуфабрикатами. В морге была одна комната, в ней стояли приставленные к стенам гробы и траурные венки, за ширмой, вытянув ноги на кушетке, спал врач, а санитар, чертыхаясь, протискивался между столами. В широкую дверную щель с улицы можно было разглядеть накрытые простынями тела с сизыми, топорщащимися ступнями и номерком на большом пальце ноги, какой цепляют обычно младенцам в роддоме, чтобы не перепутать. Вооружившись шваброй, санитар гонял липнущих к двери мальчишек, сбежавшихся поглазеть на мёртвого бандита Могилу, при одном упоминании которого по спине бежали мурашки.

— Лютого найдёшь — нам отдай, — откинувшись, Саам раскачивался на стуле. — Мы его сами накажем.

— Ты в своём уме? — всплеснул руками Требенько. — Может, ещё и публичную казнь устроишь на площади?

— Найдёшь — отдай, — гнул своё бандит.

Саам смеялся коротко и сухо, словно возводил курок пистолета. А когда готовился выстрелить, щёлкнув курком, казалось, будто он смеётся. Так что, услышав знакомый смешок, Требенько вздрогнул, не понимая, слышит он смех или щелчок пистолета. Но Саам лишь зло ухмылялся, поигрывая вилкой.

— Жаль, Могила никогда не узнает, что его застрелили. Хотел бы я увидеть его лицо!

У оцепления крутился следователь Пичугин, низкорослый и безусый парнишка, недавно окончивший институт. У Пичугина были свои счёты с бандой Могилы. Он навсегда запомнил тот вечер, когда отец вернулся позже обычного. Лицо было разбито в кровь, одежда перепачкана, от отца сильно пахло спиртным, и мать начала было кричать, но отец вдруг разрыдался, уткнувшись лицом в стену. Выпив после работы с друзьями, он возвращался домой, когда из-за угла вынырнула пьяная компания. Разглядев в темноте мясистое лицо Могилы, которого в городе звали «смотрящим», отец не испугался. Он был широкоплечим, высоким, на голову выше бандитов, но безногий Коротышка, достав нож, приставил туда, куда смог дотянуться, и в животе похолодело. Бандиты били его больше от скуки, лениво, без задора, а потом отпустили, так же нехотя, как колотили. Отец не мог пережить унижения, как ни утешала жена, он стал сильно пить, после каждой поллитровки обещая перестрелять обидчиков, но быстро умер. И его сын, который не в отца был низкорослый и худощавый, мечтал отомстить за него, прицепившись к банде Могилы, как репей. Он стряхивал пыль с архивов, преследовал Северину, искал свидетелей, но никто не шёл против бандитов, боясь за свою жизнь, а начальство смотрело на его усилия с раздражением, не осмеливаясь мешать в открытую за спиной у Пичугина перепутывались бумаги, пропадали результаты экспертизы и изымались протоколы, но следователь всё равно не сдавался.