Елизавета Александрова-Зорина - Маленький человек

Глядя на запёкшуюся кровь на полу летней веранды, Пичугин боролся с желанием потрогать её, словно она была ненастоящая. Он заглядывал через плечо операм, расспрашивал свидетелей, неловко топтавшихся в стороне, и, сунув засаленную купюру в карман охраннику, узнал от него всё, что случилось в прошлый вечер.

— А, Пичугин, и ты здесь! — протянул Требенько, щурясь после тёмного бара.

Следователь вытянулся перед ним, убрав руки за спину, словно провинившийся школьник, а Требенько прятал за широкой, в пол-улицы, улыбкой недовольство, проступавшее вздувшейся на лбу жилкой. Он сердился, что Пичугина пустили на место убийства, и теперь искал глазами, на ком бы сорвать злость.

Окончив учёбу, Пичугин пришёл на службу в полицию, но долго не задержался. Он ночевал в отделении, роясь в старых делах, а по утрам, смыв архивную пыль холодной водой из умывальника, донимал свидетелей, рыскал по притонам и заброшенным стройкам. Он спал урывками, ел стоя, а когда гнетущая усталость гнула к земле, навалившись отчаянием, приходил за поддержкой на могилу отца. Он и сам не знал, что ищет, но надеялся, что наткнётся вдруг на кончик нитки, потянув за который, сможет размотать клубок, опутавший город.

— Убьют они тебя, мальчик, — проскрипел желтушный старик, стороживший склады Антонова. — Как пить дать, убьют!

Пичугин знал, что сюда, в отдалённое, безлюдное место, бандиты привозили заложников, которых держали в холодном подвале, где стояла железная кровать и миска с водой. Почувствовав, что старик многое знает, Пичугин вцепился в него, как клещ.

Он донимал его мнимыми проверками, приходил то с угрозами, то с подарками, а старик, посмеиваясь в усы, упрямо молчал, глядя на Пичугина вылинявшими глазами.

— А ведь я тоже был молодым, — потрепал он Пичугина по затылку, пригласив за стол. — Упрямым, как ты, наивным, хорошим. А теперь моя жизнь, как старые портки. Отчего так, голубчик?

В тесной каморке пахло старостью и кислым молоком, от стен, оклеенных журнальными обложками, тянуло сыростью, и Пичугин, поёжившись, сунул замёрзшие руки в карманы. Заметив это, старик накинул ему на плечи старый, скатавшийся плед и, разлив по чашкам кипяток, достал банку варенья.

— Ты, верно, думаешь: помирать тебе пора, старый, так хоть перед смертью всё расскажи, чего тебе бояться. А? — прищурился он.

Пичугин улыбнулся, грея руки над дымившейся чашкой.

— А если и так?

Но старик больше ничего не сказал, а, облизнув ложку, опустил её в банку.

— Боишься их? — попытался вернуться к разговору Пичугин, но старик, сунув в рот полную ложку варенья, показывал, что будет молчать.

Пичугин разглядывал на стенах выцветшие обложки, вспоминал события прошлых лет, которые вспыхивали газетными заголовками и быстро забывались, оставляя после себя пустоту и привкус типографской краски во рту. Так и пожелтевшие от времени архивы — пахнут не кровью и порохом, а только бумагой, и преступления кажутся выдуманными, как криминальный детектив.

— Оставь ты это дело. Ничего ты на них не накопаешь, а накопаешь — не посадишь, а даже если посадишь — тебя вперёд убьют. А если и не убьют, всё равно ничего не изменишь, придут новые и займут их место! — хмурился старик, и его слова заражали безысходностью, которую Пичугин подхватывал, как насморк.

— Батька-то жив у тебя? — спросил старик, прощаясь.

— Умер, — ответил Пичугин. А потом добавил: — Не сам.

— Сами даже тараканы не мрут, — проворчал он. — Их тапочками прихлопывают. А уж в нашем-то городе.

С тех пор старик приглашал Пичугина к себе на чай, и следователь чувствовал, что признания крутятся у него на языке, выступая горькой слюной. Он уже много лет жил один, и Пичугин был единственным его гостем, не считая чертей, хихикавших по углам каморки. Пичугин и сам привязался к нему, рассказывал о своей работе, об отце и мести бандитам, о том, как во всём городе не нашлось ему подруги, и о начальнике полиции Требенько, который мечтал избавиться от настырного подчинённого.

— Ты приходи, — смахнув слезу, говорил ему старик. — Без тебя, сынок, такая тоска зелёная.

А однажды, выходя утром с работы, Пичугин увидел старика на скамейке прямо перед отделением. Бесцветные глаза смотрели тоскливо и жалобно, а голова неестественно повисла на сломанной шее, и Пичугин, обняв старика, почувствовал, как от него повеяло таким же холодом, как от стен каморки. Вернувшись в кабинет, Пичугин написал заявление об уходе и сменил полицию на прокуратуру.