Tarjei Vesaas - Pticy

Он продолжал рассказывать. Чего только не произошло с ним и этими двумя девушками. Хеге слушала с довольным видом, Маттиса немного злило, что спицы ее движутся как ни в чем не бы­вало. Она никогда не вязала по воскресеньям, а ведь сегодняшний день был не менее важным, чем воскресенье. Наконец он не вы­держал:

- Отложи, пожалуйста, свою кофту.

- Это еще почему?

- Потому что сегодня вроде воскресенья. Для меня.

Хеге опустила кофту на колени и стала слушать. Он как раз дошел до самого важного. Исполненный благодарности, он повто­рял ей прощальные слова Ингер и Анны:

- Мы никогда не забудем эту прогулку, сказали они. Пер или Маттис, нам это совершенно безразлично, сказали они.

Нет, Ингер и Анна больше не плавали по озеру. Но Маттис теперь дышал как будто совсем другим воздухом. Он чувствовал себя более уверенно, уверенней шел по дороге и совсем иначе вхо­дил в лавку. Он видел по лицам, что о случившемся знают все. Первые шесть человек сделали свое дело, остальное получилось само собой.

Теперь в лавке все было по-другому.

Взвешивая маленький пакетик кофе и глядя на весы, лавочник равнодушно спрашивал:

- Ты сегодня опять был на озере?

- Нет.

Маттис тоже говорил коротко и равнодушно, хотя в нем все смеялось. Так и следует говорить о важных вещах. Пусть этот же лавочник говорил кое-что у него за спиной, стоит ли обращать на это внимание. К тому же Маттис больше не покупал себе ле­денцов — зачем ему теперь леденцы? Он выходил из лавки с са­харом и кофе, словно был лесорубом, работающим в глухом лесу.

Однажды он спросил, правда ли, что Ингер и Анна уже уеха­ли—он встретил людей из той округи и, набравшись храбрости, спросил у них об этом. Да, уехали. Каникулы у них уже кончи­лись.

24

Вместо девушек явилось ненастье, которое пол-лета мило­сердно обходило их стороной. Рано или поздно оно должно было явиться. Оно началось на четвертый день после прогулки по озеру. Рано утром.

Маттис заметил это, как только вышел из дома: воздух был словно налит свинцом, тут было не до шуток. Темное неподвиж­ное небо. Правда, при таких тучах все могло ограничиться просто дождем, но... Маттис сразу ощутил эту же свинцовую тяжесть в своем теле, и ему стало ясно, что его ожидает. Разум словно поки­нул его. Он внимательно следил за лицом Хеге.

Она делала вид, будто ничего особенного не происходит.

- Неужели ты не видишь? — вырвалось у него наконец.

- А что? По-моему, все как обычно,— ответила она, приби­рая в доме.— А ты что-нибудь видишь?

- Грозу.

- Глупости.

Маттис то и дело выбегал на крыльцо.

Он припомнил множество разных примет, которые собрал за все эти годы, когда ему приходилось прятаться от грозы. Самой верной была свинцовая тяжесть в воздухе и в нем самом.

- Не бойся, никакой грозы не будет,— попробовала успоко­ить его Хеге.— Скоро тучи разгонит, и вся твоя гроза пройдет мимо.

- Сегодня ты меня этим не обманешь,— ответил он.— Такого страшного предгрозья я еще не видел.

Только он произнес эти слова, как в отдалении тихонько завор­чал гром. Он заворчал словно во сне, но достаточно грозно. Маттис вспыхнул:

- Слыхала?

- Ну и что? Может, больше ничего и не будет. Ты не бой­ся,— сказала Хеге.— Останься на этот раз в доме, вот увидишь, все обойдется.

- Будет гроза, это так же верно, как то, что ты сейчас моешь посуду. Слушай!

Громыхнуло во второй раз, уже сильнее,— так всегда и бы­вало.

- Ты все-таки еще подожди,— сказала Хеге.

- Лучше идем вместе со мной,— попросил Маттис, беспоко­ясь все больше и больше.

- Никуда я не пойду. И ты не ходи.

Но в таких случаях Маттис был глух ко всем уговорам и доб­рым советам. С посеревшим лицом он уже бежал к своему убе­жищу. Самым надежным местом была уборная. Маттис слыхал множество рассказов о том, куда ударяет молния, однако никогда не слыхал, чтобы молния ударила в уборную. Как ни удивитель­но, но ведь это так.

Прежде чем он успел добежать до уборной, раздался третий удар, уже совсем близко. Кругом было неестественно тихо. Птицы умолкли. Единственное, что он услышал,— жужжание большой синей мухи, пронесшейся мимо в наэлектризованном воздухе.

Маттис заперся в уборной.

Ждать пришлось недолго, вскоре гроза разразилась по-насто­ящему. За стеной тихо и злобно прошипела молния. Закрыв гла­за, Маттис съежился и считал — один, два, три,— наконец загрохотало. Он заткнул уши, стараясь просунуть пальцы поглубже, и шевелил ими, чтобы хоть немного заглушить ужасный грохот. Но если гроза была сильная, это не помогало.