Мария Спивак - Твари, подобные Богу

Протопопов, растревоженный собственными мыслями, нервно отер ладонью лоб, схватил со стола пульт, ткнул не глядя за спину, включил кондиционер. Духотища.

И вообще… Тем, кто тратит время на столь идиотские размышления, точно пора на пенсию. Надо заняться делами. Протопопов решил для начала проверить почту. Спама-то, спама навалилось. Он открыл соответствующую папку, и его взгляд сам собой уперся в приглашение посмотреть «лучшие попки Франции». Вот уж подгадали так подгадали, учитывая предстоящий Париж. Он усмехнулся и уже повел мышью к кнопке «Удалить», как вдруг, совершенно для себя неожиданно, воровски огляделся по сторонам и, припав к экрану, заслонив его своим телом, стал разглядывать упругие, золотистые женские ягодицы и все, что к ним прилагалось… И от запретности своих действий, от собственной бурной реакции — сам не ожидал! — распалился еще больше.

Больше некуда.

Тут в кабинет постучали — коротко, для проформы, и через секунду дверь медленно начала открываться.

Протопопов в панике засуетился, заерзал, спешно закрыл непристойный сайт и постарался как можно глубже укатить рабочее кресло под стол. Господи, до чего ж неудобно устроен мужской организм! И рожа вся потная, побагровевшая… Он схватил со стола бумаги и принялся ими обмахиваться с видом «ну и жара», а левой рукой для чего-то зачесал в ухе… Словом, втиснул в те мгновения, что открывалась дверь, столько действий, что никак не мог сообразить, кто пришел, хоть и смотрел в лицо посетителя.

Точнее, посетительницы. Кто это? Молодая девица. Внешность вроде знакомая… Ну кто же? Протопов моргнул — и его озарило. Ну да: бывшая подруга Ивана! Она ведь у нас недолго работала, кажется?

«Между прочим, весьма и весьма», — была его первая, полуосмысленная, реакция. Почему он раньше не замечал — или она так похорошела? Протопопов придерживался мнения, что женщины достигают пика красоты годам к двадцати восьми, не раньше. А эта только еще расцветает… Что ж, Ивана можно понять. Какова! Прямо «Аллегория молодости и здоровья». Светящаяся кожа, яркие до синевы белки, блестящие волосы… словно сошла с одной из только что виденных фотографий. Его опять бросило в жар. Черт, как с ней себя вести? Не в силах мыслить здраво, он решил притвориться, будто не узнает ее. Пускай сама объясняет, какого рожна ей понадобилось.

Протопопов, навесив суровую мину, недовольно посмотрел на вошедшую. Молча, не здороваясь. Типа, шляются всякие, а тут люди работают.

Лео нерешительно замерла на пороге. Кашлянула.

— Здрасьте, — пробормотала. Блин. Надо было, конечно, сказать «здравствуйте».

— Добрый день, — раздалось в ответ. Бесцветный, неживой, сипловатый голос. — Чем обязан?

— К вам можно? — спросила Лео. Будто к врачу на прием.

— Прошу. — Протопопов указал на стул по другую сторону письменного стола. Он стремительно проникался жалостью к оробевшей красотке. — Присаживайтесь.

Но Лео уже перестала смущаться. Подошла, повесила сумку на спинку стула и села — все это быстро, экономными, точными движениями, напомнив одолеваемому бесами Протопопову гарцующую лошадку. Он ждал, когда она скажет, зачем пришла. Лео посмотрела на него через стол, ненадолго отвела взгляд, провела длинными пальцами по сетчатому стаканчику с карандашами и, уставившись Протопопову прямо в глаза, тихо заговорила:

— У меня к вам… довольно странное дело. Буду откровенна и перейду прямо к сути. Если вам не захочется меня слушать, сразу скажите, и я уйду. Хорошо?

Он кивнул.

— Вы знаете, кто я такая?

Он кивнул еще раз.

— А я знаю, что когда Иван ушел от жены, у вас с ней был роман.

Протопопов дернулся, будто от укола раскаленной иглой.

— Зачем же так реагировать. Было бы странно, если б это осталось для меня тайной.

Все верно, только… Протопопов жарко вспотел — уже не от сексуального возбуждения, а по совершенно иной причине. Оказывается, ему больно слышать от посторонних о Тате — и о том, что у них был роман. До сих пор больно, очень. Ему захотелось выгнать наглую девку, и он уже открыл рот, но…

— Вы расстались. Это я тоже знаю, — уверенно продолжала Лео. — Скажите, вам бы хотелось ее вернуть? Только честно?

Много позже, вечером, вспоминая этот разговор, Протопопов долго не мог понять, почему он, человек невероятно скрытный, не склонный ни с кем обсуждать свою личную жизнь, чувства и тем паче сокровенные желания, в ответ на столь беспардонный вопрос взял и, как дурак, закивал: да, да, да! И Лео кивнула ему с равнодушным удовлетворением, как учительница ученику, поведавшему, что столица нашей Родины называется «Москва».