Марианна Гончарова - Дракон из Перкалаба

Алайба довольно бойко топал рядом с Владкой, опираясь на валашку. Шли по селу смиренно, тихо: вдоль унылой узкой грунтовой дороги стояло всего несколько хат — вот и весь Перкалаб. Там, где начинались и заканчивались хаты, торчали видные издалека новенькие ярко-синие указатели с названием села.

– Макондо, — сделала вывод Владка.

Алайба промолчал, только хмыкнул. Вряд ли он читал Маркеса, вряд ли он вообще читал, но Алайба, укротитель пчел и хмарник, то есть колдун, он же был из тех, кто скорей понимал не слово, а чувствовал интонацию и значение.

Примерно в центре села, возле автобусной остановки, над уродливой короткой полуразрушенной кирпичной стенкой с выложенной мозаичной картиной счастливых советских гуцульских чабанов с овцами висел какой-то выцветший непонятный лозунг.

– Что там написано? — спросила Владка у Алайбы.

Тот пожал плечами и пробормотал неразборчивое.

«Наверное, „Бог есть“», — подумала Владка, прищурившись, глядя на транспарант. А дед Алайба, как будто прочитав ее мысли, опять хмыкнул.

– Куда мы идем? — Уже давно приученная Василиной ни о чем не спрашивать, раз ведут, значит, надо, Владка вдруг испугалась пустынной безлюдной заброшенности, приближения неизвестного, настороженной и опасной тишины.

Впечатление от нереальности, сюрреалистичности происходящего подпортила колоритная баба, крепкая, босая, в фартуке, спортивном китайском костюме и небрежно повязанном платке. Она с силой отбросила тюлевую занавеску на двери, встала на пороге босыми ногами и звучным голосом заорала детям, игравшим во дворе:

– Ри-и-ичард! Анжелико-о! Йдить вечерять!

– А шо йисты? — не подымая головы, копаясь в песке, спросил Ричард.

– Гала́мбец з брынзоу. (Кукурузная каша с брынзой.) А шо тоби шэ?

– Зарэ! — ответили гуцульские дети с иностранными именами, позаимствованными из мыльных опер.

Владка рассмеялась: цивилизация в самом извращенном ее виде добралась и до карпатского самого отдаленного, дремучего селения. Алайба хитро и насмешливо поглядел из-под косматых бровей, поглаживая усы:

– Ваклэша яка файна (толстуха какая славная), га, Олэнка?

– У нее целлюлит, — пожала плечами Владка.

– Цилюлит-цилюлит… Звычайнэ сало! Туто сидай, — приказал Алайба, — почекай.

Владка присела на траву у дороги, вытащила из папки бумагу и быстрыми легкими штрихами набросала портрет странного мальчика из автобуса — Владка вдруг поняла, что двое суток проспала и не рассказала Василине о случае в автобусе. Она подняла голову на Алайбу, но тот, краем глаза взглянув на рисунок, кивнул:

– Та-як-е. (Так как есть на самом деле.) Назарко? Дукатык взяв? — Алайба посмотрел на Владкино ожерелье, поредевшее на две монеты, усмехнулся и удовлетворенно кивнул: — Узяааав… То доообре.

Владка стала рисовать коричнево-золотистым акварельным карандашом маленькую, нарядную, как пряничный домик, каплычку (часовню) у дороги, любовно украшенную рушниками и домоткаными дорожками. Теплыми и трепетными огоньками горели там желтые свечи, напряженно и пронзительно светился взор Божьей матери. Владка долго и задумчиво смотрела ей в глаза и пробормотала:

– А Василина всю ночь смотрела и молилась… И мне снилось, что вокруг царинка (красивый луг), и среди белых цветов нежно-фиолетовые, понимаешь, деда, в густо-белом капли фиолетового. Это завораживает, знаешь, такое удивительное сочетание цветов. Такое естественное, божественное. И пчелы твои нависают над лугом прохладно… И запах медовый. И все так отчетливо снилось, что и гул слышала ровный, и запах. И какой-то шорох за спиной. Как будто кто-то идет за мной, но мне совсем не страшно, а приятно, как будто меня кто-то охраняет. Деда! — вдруг воскликнула она, глядя в конец пыльной улицы. — А смотри, откуда здесь машина, ого, еще и военная, — удивилась Владка, оглянулась и поняла, что Алайбы рядом нет. И нигде нет.

Молодые ребята, Сережа и Люба, милые и улыбчивые, оба в пограничной форме, с уважением поглядывая на громоздкий Владкин этюдник — ого, художник, — весело поздоровались, мол, давай садись быстрей, а то в темноте ехать тяжело, а нам 38 километров вверх, точно полдня ехать надо. Владка, поколебавшись, забралась на заднее сиденье, не осознавая, что происходит, куда ехать, все как во сне. Сергей предупредил, что дорога опасная, что держаться надо обеими руками и крепко упираться ногами в пол. Старый «уазик» был обвит наваренными на кузов крепкими дугами. Водитель вел его, иногда вставая или наклоняясь то на один бок, то на другой. Иногда Владке и новой знакомой Любе приходилось выходить из машины и карабкаться пешком — такие опасные, почти отвесные места там были. А машина вставала на дыбы и, фырча и отчаянно воя, на двух колесах перебиралась через камни и бурелом.