Марианна Гончарова - Кошка Скрябин и другие

© Гончарова М., 2014

© Оформление. ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2014

Издательство АЗБУКА ®

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru), 2014

Знаете, что я вам скажу? Вы, конечно, не поверите, но одна моя знакомая собака усыновила диких утят, маму которых съела лиса. Эти утята таскались за собакой повсюду – импринтинг, если по-научному. То есть кого утята увидели первым, тот и мама. Тебя увидели первым, ты – мама. Меня – я. Собаку вот ту большую, нелепую, с рваным ухом – она. Верней, он. Совершенно ничейный безымянный пес.

Ну и вот: вроде живы-здоровы, да и ладно. Так нет же! Этот вот повидавший в жизни всего пес сомнительной, неопределенной породы понял, что в двадцать первом веке нельзя детям хотя бы без начального образования и… знаете что? Он полез в воду. Благо река оказалась под боком. Он – в воду, утята, естественно, за ним – и давай учиться плавать. Собака стояла по грудь в воде и ласково наблюдала за своими детьми. Когда собаки довольны – у них такие хорошие, умилительные морды! Хоть бери за уши да целуй! И вот он, этот большой пес преклонного возраста, стоял и мечтал: скоро-скоро, как только научимся плавать, будем учиться летать, думал пес, ну, то есть по-научному ставить на крыло. Ничего-ничего, в крайнем случае затянем потуже пояса, да и возьмем репетитора! Будем, будем учиться!..

И таких примеров в природе – не счесть. Живые существа, перестав доверять людям, стали поддерживать друг друга, подбирать птенцов, щенят, медвежат и тигрят. И всех-всех-всех этих малышей ставить на крыло. Ну то есть готовить к суровой жизни рядом с нами, людьми.

Да что говорить – они подбирают, греют и кормят даже брошенных человеческих детенышей. Так что тут надо еще посмотреть, кто из нас, друзья мои, венец природы.

Я, дорогой читатель, многому научилась у тех, кто жил и живет со мной рядом. Именно поэтому я и написала книжку, чтобы поделиться с вами рассказами о них, моих учителях.

Ваша М. Г.

P. S.

Я хочу в Нью-Йорк. Обязательно чтобы в начале октября. И конкретно – в собор Иоанна Богослова. В этот день там благословляют тех, кто сам о такой милости попросить не может. Туда приводят верблюдов, лам, лошадей, пони, собак, приносят котов, курочек, кроликов, ящериц и всяких-всяких домашних любимцев. Говорят, что очередь в собор, чтобы подставить под благословение голову, мордочку, нос или клюв, тянется в несколько кварталов. И стоят в этой очереди люди, принадлежащие к разным конфессиям. Люди, которых в этот день и во все другие дни объединяет одно: любовь к ним – братьям и сестрам нашим меньшим. И благодарность…

У нашего Иннокентия сейчас сложный переломный период.

Иногда он мил, приветлив, заливается дроздом, воробьем и сигнализацией автомобиля «Ийау-виииу! Ийау-виииу!» и кокетничает со своим отражением в зеркале. Иногда у него вдруг возникают приступы наведения чистоты, он ловко изворачивается и клювом вычищает каждое свое перышко, в процессе чистки выдирая из себя половину своего нежно-синего покрова. И иногда он зол, подозрителен, встрепан и даже коварен. Не успеешь оглянуться, как получаешь клювом из мести за его бесцельно прожитую жизнь. Но это признак – мы уже знаем: спустя какое-то время он начнет приставать к обглоданной ивовой ветке – это его виртуальная дама. Иннокентий ужасно напорист, нахален, пылок и устраивает ревнивые разборки с мордобоем и перемирием, обдирает иву как липку, а потом сидит нахохленный, потерявший виды на будущее и тихонько бормочет с хорошо поставленным армянским акцентом: «Я тибе адын вэщь скажу, толко ты нэ абижайся… Я тибе адын вэщь скажу, толко ты нэ абижайся… Я тибе адын вэщь скажу, толко ты нэ абижайся… – и потом сам себя обрывает: – Ну скажи уже! Скажи!»

С этого у него начинается процесс мышления. Он погружен в себя, почесывает озабоченно шею, меланхолично перебирает нажитое или сворованное имущество – щепочки, крышечки, колокольцы, бантики, – громко тарахтя, и тоненько, жалостливо, фальшиво напевает: «Давайте негромко… Давааайте вполголоса… Давааайте негромко… Давааайте вполголоса… Давааайте негромко… Давайте вполголоса…» На десятой-двадцатой минуте – как когда – рявкает сам на себя разными голосами: «Заткнись, Иннокентий!» – голосом нашего папы. «Шат ап, курица синяя!» – голосом моей дочки-подростка. И ласково моим: «Ну что с нашим мальчиком… Ну что случилось с нашей птичкой… Ах, какой красивый у нас Кеша… Кеша – ореооол. Кеша – красивый ореоол».