Юсеф эль-Сибаи - Водонос умер

— Бог.

— Не думаю, чтобы аллах так говорил.

— Проси прощенья у бога!

— Прости меня, великий аллах! И все же я настаиваю на том, что он так не говорил.

— Тогда что он мог говорить?

— Я считаю, что если мы берем у кого-то что-нибудь нам необходимое больше, чем владельцу этой вещи, то такое деяние нельзя считать воровством. Наоборот, тем самым мы помогаем аллаху правильно распределять его блага, утверждать его справедливость. И в самом деле, мы не берем того, что нам не принадлежит. Мы берем у других лишь то, чем их в избытке наградил аллах. Право же мы делаем богоугодное дело, не больше не меньше. И бог не должен на нас обижаться за это.

— Аллах не нуждается в чьей-либо помощи. Ему самому виднее, как распределять милости среди своих рабов. Мы же можем управлять лишь собственными поступками. Самолюбие и зависть к богатству других нас снедает. Можно ли сказать, что у человека чего-то не хватает, а у другого этого товара сверх нужды? Такого никогда не бывает. Все зависть…

— Во всяком случае обитатели дворца не слишком обеднели бы от того, что я съел бы одну гаввафу.

— И тебе она не очень была нужна. Вопрос заключается в том, что аллах наделил гаввафой их, а не тебя. Каждому свое — так велит аллах. А нам надлежит честно исполнять свой трудовой долг и терпеливо ждать его результатов.

— Именно это я и хотел сделать. Успешно взобрался на дерево — а надо тебе сказать, что это было нелегким делом, — и собрался воспользоваться плодом своего собственного труда, съесть гаввафу, притом неторопливо, но не удалось.

Хотя отец был мрачен и зол, но не смог удержаться от смеха, Он проговорил, обращаясь к сыну:

— Плод твоего собственного труда… Им должен был быть хороший подзатыльник. Это совсем не твой жизненный долг, а зло, тобой содеянное.

— Ладно, убедил. Но ведь это случилось в первый раз. Дай мне возможность исправиться.

— Согласен. Ты опять будешь поливать тутовицу.

Сейид ликовал. Он проникся самыми нежными чувствами к тутовице. Вообще-то что для него это дерево? Какая от него польза ему лично? Ни тебе плодов, ни даже хорошего запаха. Но отец отдает много внимания этой тутовице, поливает ее каждый день. И для него, Сейида, это дерево было первым экзаменом на трудовом поприще. Значит, и для него оно очень важно, и от него требует неусыпного внимания.

Шуша почти добился своей цели, заставив сына относиться к тутовице так же, как и к плодовым деревьям.

Время перевалило за полдень. Шуша развез воду всем своим клиентам на улице Самакин. Сейид почувствовал урчание в кишках — первый признак того, что он проголодался. Отвечая на зов пустого живота, парнишка вопросительно посмотрел на отца, спеша успокоиться насчет намерений того.

— Никак обедать идем?

Шуша кивнул в ответ и что-то пробурчал невнятно. О чем говорит? А Сейиду не терпелось начать разглагольствования о еде, всякой снеди. Надо же успокоить голодной желудок. Маленький водонос не терпел молчания. Его язык аж дергался от нетерпения и избытка энергии. Казалось, что вся жизнедеятельность отцова языка перешла к сыну.

— На обед что возьмем?

— Чего бы тебе хотелось?

Вопрос обнадеживающий. Он дает возможность начать болтовню о всякой снеди. И Сейид пустился в рассуждения:

— Есть три места, где можно хорошо пообедать: «Харчевня эмиров», где угощают отварной или жареной рыбой с томатным соусом, луком и чесноком. В харчевне тетушки Замзам подают отличную хлебную тюрю. Можно взять супу из бараньей ножки, а то и просто ножку, если можно, или головизны, а может, и жареной требухи.

При этих словах Сейид искоса посмотрел на отца, пытаясь узнать, какое впечатление они на него произвели, согласен ли он с его наметками насчет еды. Однако лицо Шуши оставалось сумрачным и непроницаемым. У мальчика поубавилось энтузиазма. Он продолжал разглагольствовать уже по инерции.

— Что скажешь, отец?

— Пообедаем дома с бабушкой. Обойдемся брынзой и арбузом. Умм Амина давно просила об этом.

Вот так вкусил он яств! Брынза и арбуз! Такого он не ждал. Они с отцом находились на разных полюсах в своих мечтаниях. Бабушка хочет брынзы и арбуза! А он-то при чем тут? Пусть она кушает брынзу хоть с дыней или виноградом! Сейид ожесточенно шмыгнул носом.

Они подходили к улице Агур. На одном из домов висела рекламная доска с надписью: «Харчевня паломницы Замзам». Чуть ниже слова привета: «Входите с миром, чувствуйте себя в полной безопасности». Под вывеской, у самой двери харчевни, на деревянной скамейке восседала сама Замзам, на лице которой не было и следа миролюбия, а тем более гарантии безопасности. Эта женщина на вид была исчадием ада, само зло в полном смысле этого слова.