Юсеф эль-Сибаи - Водонос умер

Таким предстал перед Шушей и Сейидом Шеххата эфенди. Он лениво косился по сторонам. И вдруг взгляд его остановился на живой пирамиде, сидевшей на скамейке. Как только Шеххата увидел толстое потное морщинистое лицо Замзам, он начал бойко ей подмигивать. Это, очевидно, должно было означать, что он мечет любовные стрелы в сторону груды жира. Любовная атака все нарастала. Атакующий причмокивал губами, восхищенно тряс головой, тихонько напевал: «Горе тому, кто любит безответно».

Очень скоро стало ясно, что атака была успешной. Да будь стреляющий и слепым, он бы не промахнулся — уж очень объемна была цель и чрезмерно чувствительна к подобным атакам.

Пирамида зашевелилась, издала подобие нежного смеха, закивала вершиной, украшенной красным сигналом опасности, и тихонько замурлыкала: «О свет очей моих ясный». Услышав тихую мелодию, Шеххата эфенди принял ее как ответ на любовные заигрывания, как признак капитуляции перед его неотразимыми чарами. Чтобы закрепить успех, он усиленно закивал головой и пустил новый снаряд: «Истосковался по тебе я, душа моя…»

Обмен любовными признаниями в форме песенных мотивов продолжался до тех пор, пока Ханафи не поставил на стол перед Шеххатой миску с головизной, тарелку салата и лепешку. Шеххата эфенди тут же забыл о любовной интриге. Он с жадностью набросился на еду, которой не держал во рту целую неделю.

Ханафи собрался уходить, но его остановил голос, привыкший приказывать:

— Эй, как там тебя?

— Твой слуга Ханафи.

— Послушай-ка, Ханафи, принеси мне еще жареной печенки, по порции мозгов и языка… Но чтоб все было хорошо прожарено и проварено, на твою ответственность. Не помешает и немного супу.

Мальчик аж остолбенел от такого заказа, ибо его стоимость никак не соответствовала нищенскому виду клиента. Шеххата немедленно уловил причину замешательства парнишки и поспешил его успокоить:

— Давай неси, да побыстрее! Разве могут быть счеты между мной и хозяйкой, да и вообще между добрыми людьми!

Ханафи пожал плечами, что означало: «Ты ешь, ты и платишь. Мне какое дело».

Услышав слова незнакомца, Шуша понял, что тот вовсе не знает Замзам, что его обманула ее податливость. Нашел доброго человека!

Но когда Ханафи принес заказанную еду, водонос с сыном полностью отключились от внешнего мира. И голодны они были, и еда уж очень вкусная. Тем более, Сейид несколько месяцев не лакомился бараньими ножками.

Утолив немного голод, он стал наблюдать за работой Гадда. Тот рубил кости, кромсал хлеб, резал мясо, закладывал все в котел, размешивал и разливал по мискам, добавляя рису с соусом. У Сейида аж слюнки потекли. А ведь не дал проклятый рису! И Ханафи такой же, чтоб его! Не выдержал Сейид:

— Эй, дядюшка Гадд! Дай-ка соуса немножко! Одним запахом сыт не будешь.

Гадд зло посмотрел на мальчишку, однако плеснул в миску немного соуса.

Шуша, его сын и Шеххата полностью отдались еде, забыв друг о друге и обо всем на свете. И вдруг они услышали удивленный голос Замзам:

— Что это он там говорит? Записать на счет? Чей счет? Скажи-ка ему, пусть платит наличными, так лучше будет.

Слова адресовались Ханафи, но голос гремел на всю харчевню — и мертвый услышит. Посетители начали искать глазами смельчака, решившегося поиграть с хозяйкой.

Ханафи пошел передать слова хозяйки посетителю, хотя тот, разумеется, и сам все отлично слышал. Посетители смотрели вслед мальчишке, который остановился перед незнакомцем по имени Шеххата эфенди и спокойно заговорил:

— Паломница велит получить наличными.

Феска — главный признак благородства Шеххаты — съехала на затылок. Он уже полностью расправился со всеми блюдами и, насытившись до отвала, в свободной позе развалился на стуле. Но не долго суждено ему было кейфовать. Приказ хозяйки вернул его на грешную землю. А он собирался продолжить любовные ухаживания. Шеххата занервничал. Закинул ногу на ногу, пошевелил бровями, наморщил лоб, стараясь придать себе важный вид, и небрежно сказал Ханафи:

— Ступай, парень, сам с ней договорюсь.

Ему это наверняка удастся, надеялся Шеххата. Она же таяла, когда он пел ей: «Тоскую по тебе я, душа моя». И обиделась на него толстуха вовсе не за то, что не собирался платить, а за то, что слишком увлекся едой и совсем забыл о ней. Вот болван! Надо было держать себя в руках, не набрасываться так на еду. Но ничего, авось обойдется. Он знает, как морочить голову женщинам, задабривать их. За такое угощение он сумеет и язык хозяйки притупить. К тому же Шеххата не собирался столоваться здесь в последний раз, тща себя надеждой и на будущие дни. Нельзя ему упускать такой хорошей возможности.