Валерия Перуанская - Прохладное небо осени

Ерунду Токарев сказал. Конечно, просто так, ради красного словца. Тоже еще проблема – гуманизм и Анастасия Николаевна. И все-таки – проблема.

Невозможно было представить, с каким лицом, с какими чувствами выйдет Анастасия Николаевна из кабинета Токарева после того, как он деловито и сухо, как все делает на службе, предложит ей уходить на пенсию. Неизбежно?.. Да, когда человек уже не может работать. Или – не хочет уже. А вот когда на всем скаку, на всем ходу... Недаром брат Иры Бородиной, полковник, цветущий мужчина, умер от инфаркта через две недели после того, как его отправили в отставку. Не успел и пенсию оформить. К счастью, не все такие чувствительные.

Никак не удавалось Инессе подавить в себе глухое раздражение. Против себя же. Неправильно говорила с Токаревым. Не только без толку, но и унизительно. Токарев не подчеркивал, но прозрачно дал понять: не суйся не в свое дело. Не переоценивай себя. И все-таки неприятно то, что он сказал про анкету. Как будто «длина» анкеты, автобиографии что-то может определить. Ужасная глупость. Токарев рассуждает не по глупости, а в расчете на чью-то глупость.

Так ли уж ему трудно разобраться с Алексеем Бобровым? Надо только захотеть. А зачем хотеть? Вот в этом все и дело. Никому совершенно незачем ничего хотеть. Если – не для себя. Нет, опять неверно. Кому-то ведь не только захотелось, необходимо стало – разобраться, что там случилось у Алешки Боброва, добровольца-солдата, партизана. Вернуть ему доброе имя. Чтобы не смела та альбиноска, первая его жена, кидать в лицо: «Обманул Родину». Каково это слышать тому, кто за Родину не жалел жизнь отдать? Кому-то захотелось это сделать.

[пропуск стр. 155]

– За весь день не нашел времени позвонить, – сказала она, заставив себя ничем не ответить на его радость.

– А ты забыла, какой сегодня день? – У Катьки торжествующее лицо.

– Какой бы ни был...

– Мама! У вас же сегодня годовщина свадьбы! Боже мой! Совсем из головы вон. Ни разу не вспомнила. Стыд какой.

– Папа ездил в Столешников, час стоял в очереди, зато какой торт купил!..

– Тем более, – сказала она, адресуясь к Андрею, – мог бы найти время в течение дня...

Что ж, обыкновенное дело: чтобы поменьше чувствовать свою вину, обвини другого. Андрей оправдывался:

– С утрат у нас все висели на телефоне, не мог прорваться. Когда дозвонился – ты уже ушла, Варвара подходила.

– А в институт?

[пропуск стр. 156]

Первый – сама свадьба. Боже, до чего же скудными были свадьбы в те годы! Особенно у таких людей, как Инесса с Андреем. Ни у нее, ни у него – ни отца, ни матери, ни каких бы то ни было, хоть захудалых, родственников. Весь семейный бюджет – две студенческие стипендии. Карточная система. А – весело было, как вовсе не всегда бывает, когда на столе дорогой коньяк и жареная индейка. У них на столе были ничем не заменимые картошка с селедкой, соленые огурцы и что-то еще, столь же малоизысканное. Зато с каким аппетитом эту еду поглощали гости – студенты военного времени!..

Потом было еще двадцать дней. Всего двадцать. А жизнь-то, считай, прожита. Никакой Токарев ее уже не удлинит, не продлит. Никто и ничто.

Чего мне не хватает в жизни? Всего хватает. Варвара недавно рассказывала про какую-то свою знакомую: «Чего ей не хватало? Хороший муж, хороший сын, квартиру получили, зарабатывают оба хорошо. Все бросила – сошлась с каким-то никудышным мужчиной, он у нас в больнице лежал, камни ему вырезали. Ни рожи ни кожи. Влюбилась по уши, ни на что не посмотрела. А чего ей не хватало?»

Милая, простодушная Варвара. Той женщине – не знаю, но мне действительно хватает всего. Ничего мы не каждый сам по себе. Каждый из нас – в другом.

Она сидела за столом – Катька не велела хозяйничать, объявила, что будет все делать сама, – и Андрей подошел сзади, сжал руками Инессины плечи, наклонился, поцеловал в шею.

– Вот что значит неделю жену не видел, – пошутила Инесса. Ну, не так уж я перед ним и виновата?..

Катюша поглядывала на родительские нежности снисходительно.

Но скоро ее потребовал телефон – очередной поклонник, она, поспешно доев кусок торта из Столешникова, умчалась на свидание. Грязная посуда осталась Инессе. Андрей не стал дожидаться, когда она домоет, ушел читать «Литературную газету». Эти газеты! Праздник кончился, все входило в свою колею. Даже про поездку особенно не расспрашивал: «Все сделала?» – «Да». – «Как Ленинград?» – «На месте стоит», – сказала Инесса иронически, но он и не слышал, что и как она сказала. За японские плавки, правда, спасибо получила. Но он и не разглядывал их особенно – ему все равно, японские или рязанские. Если она ему рубашку не купит или костюм не заставит заказать – будет ходить в чем попало. Впрочем, это неизвестно, в чем попало никогда не ходил, Инесса не допускала.