Валерия Перуанская - Прохладное небо осени

Она двигалась мимо него туда-сюда по комнате, а он закрылся полотнищем газетного листа – ничего для него, кажется, нет важнее, чем вопросы литературы. Нет, оказывается, не литературы:

– Ты читала статью об архитектуре? Не литература, так архитектура. Или социология. Или – есть ли жизнь на Марсе.

Нет, она не читала об архитектуре. И ей это совсем неинтересно. И вообще – когда ей читать газеты? Особенно «Литературную» – шестнадцать громадных страниц! Перед сном просмотрит по диагонали «Правду» или «Известия», а глаза сами слипаются над «Удивительными историями». Что до политики, то она вообще Инессу страшит и отпугивает – все эти мировые проблемы, в которые человечество себя без конца загоняет, чтобы в конце концов никогда из них не выпутаться. Тут она просто боится углубляться. На наш с Андреем век, может, и хватит нынешнего неустойчивого равновесия, а что ждет Катюшино поколение, их детей? У него, кстати, у этого поколения – у части его, во всяком случае, склонного к потребительству, – выработан свой довод и резон: «Неизвестно, что будет завтра. Надо брать от жизни то, что она дает сегодня». Большинство маскирует таким способом свои мещанские устремления. Но для некоторых это – убеждение и жизненное кредо. Катя тоже однажды в таком духе высказалась, но лишь повторила чужое, сама она живет как живется, без всяких теоретических подпорок. Нет, лучше не углубляться. Раз ничего не можешь изменить или поправить.

Андрею она ничего не ответила, но он, похоже, и забыл, о чем спрашивал. Лучше позвоню отцу.

К телефону подошла тетя Юзя.

– Спит, – сообщила она об отце. – Еле живой пришел сегодня с работы. – И стала жаловаться, прикрыв, как догадалась Инесса, микрофон ладонью: – Никак не уговорю его оставить работу. Под семьдесят уже, где силы брать?

Инесса взяла отца под защиту:

– Он же без работы закиснет, тетя Юзенька. Я его понимаю.

– Ничего ты не понимаешь, – совсем разволновалась тетя Юзя. – Лучше бы поговорила с ним, убедила. Нам много не надо, на две пенсии проживем. Пусть ковыряется в своих приемниках и телевизорах...

Отчего-то тети Юзино волнение вдруг передалось Инессе. Когда пятиминутная тирада кончилась, она сказала:

– Ладно, я с ним поговорю. А вы не пускайте его завтра на работу. Пусть сходит к врачу.

– Не пустишь его...

Инесса положила трубку, сидела не двигаясь. В самом деле – скоро семь десятков отцу. И человек не вечен. Как-то не думалось об этом – по отношению к отцу – раньше. Если думалось даже, то не ощущалось так вот пронзительно-ясно. Он был крепкий, ничто не выбило из него здоровья, Инесса и не припомнит, болел ли он когда-нибудь после того, как туберкулез залечили. Вот потому и не думалось. И годы как-то не считались всерьез – постоянно человек в движении, в каких-то увлечениях, неистребимо жизнерадостный. Все-таки постаралась уговорить себя: нечего паниковать, поддаваться тете Юзе. Каждый человек может устать, тем более такой пожилой. Ничего не случилось, отгоняла она от сердца страх.

– Беспокоюсь я что-то за папу, – сказала она, вернувшись в комнату.

– Что там стряслось? – но глаз от газеты не оторвал.

Это было уже чересчур.

Она расстелила постель, легла и отвернулась к стенке. Оттого что Андрей не замечает ее вызывающих действий и молчания, сердилась еще больше и не могла уснуть. А когда он, тоже молча, лег рядом, демонстративно от него отодвинулась. Андрей протянул к ней руку, пытаясь обнять, она резко высвободилась. Весь вечер сидел уткнувшись в свои газеты, теперь начинаются нежности.

– Что с тобой, Инка?

– Ничего. Хочу спать. Устала.

Он повернулся на спину. Как будто даже обрадовался, что от него не требуют исполнения супружеских обязанностей. Инесса погасила свет.

– Да, я тебе не рассказал... – Она даже вздрогнула от его голоса. Интересно, что он может мне рассказать? – Алешку Боброва Кульков к себе берет.

– Сергей Кульков?! Каким образом? – Инесса до того обрадовалась, что про обиду забыла. – Где он его разыскал?

– Не он, а я, – поправил Андрей. – Алексей как-то позвонил, я и вспомнил про нашего влиятельного приятеля.

– Он же начальник КБ. Не зазнался? С нашего курса он, пожалуй, больше всех преуспел, правда?

– Преуспел и не зазнался.

Мало таких людей, которых ни высокое положение, ни ученые степени, ни слава, ни деньги, ни собственная «Волга» плюс к служебной не могут испортить. Дважды лауреат. Кажется, единственный с их курса защитил докторскую. Сколько лет не виделись – не пересекались дороги, а нет-нет от кого-нибудь что-нибудь услышишь, узнаешь, в газете фамилия попадется.