Ольга Токарчук - Правек и другие времена

— Все. Спасибо, — сказала она.

Изыдор переминался с ноги на ногу и продолжал стоять у окошка.

— А оно не пропадет? Не затеряется где-нибудь?

— Если сомневаешься, отправь его заказным. Только это дороже стоит.

Изыдор доклеил марок и долго заполнял бланк. Служащая снабдила его письмо номером.

Через несколько недель Изыдору пришло толстое письмо в белом конверте с напечатанным на машинке адресом. На нем были чужие, совершенно другие марки, к которым не привыкли глаза Изыдора. Внутри были рекламы машин фирмы «Мерседес-Бенц», а также туристические проспекты разных бюро путешествий.

Еще никогда в жизни Изыдор не чувствовал себя таким важным. И снова он думал о Руте, когда вечером в очередной раз рассматривал свои проспекты.

«Мерседес-Бенц» и немецкие бюро путешествий настолько ободрили Изыдора, что он начал высылать по несколько заказных писем в месяц. Он также просил Адельку и Антека, которые учились в школах-интернатах где-то за Кельцами, чтобы те привозили ему разные старые марки. Сведя печати, он наклеивал эти марки на свои письма. Как-то удалось кому-то продать за небольшую сумму несколько проспектов. А тем временем он все получал новые проспекты и новые адреса.

Теперь он завязал контакт с туристическими фирмами: немецкими, швейцарскими, бельгийскими и французскими. И получал цветные фотографии с Лазурного Берега, буклеты с угрюмыми пейзажами Бретани и кристаллическими видами Альп. Он с восхищением рассматривал их целыми ночами, хоть и знал, что для него они существуют только на гладкой пахнущей краской бумаге. Он показывал их Мисе и племянницам. Мися говорила:

— Как красиво.

Потом произошло кое-что незначительное, изменившее, однако, жизнь Изыдора.

Пропало письмо. Это было заказное письмо, высланное Изыдором в фирму, производящую фотоаппараты в Гамбурге. С просьбой о проспектах, конечно же. Эта фирма всегда ему отвечала, а теперь вот не было никакого ответа. Целую ночь Изыдор раздумывал, каким образом может пропасть заказное письмо, если на него выписывается чек и ему дается номер. Разве не должно это быть гарантией неуничтожимости? Может, его задержали в стране? Может, его потерял пьяный почтальон? Может, было наводнение или сошел с рельсов поезд, везущий почту?

На следующее утро Изыдор пошел на почту. Служащая в черном фартуке посоветовала ему написать рекламацию. На бланке, через две кальки, он вывел название фирмы, а в рубрике «отправитель» — все свои данные. Пошел домой, но не мог думать ни о чем другом. Если пропадают письма на почте, то это не та почта, о которой он думал с восхищением. Почта как таинственная могущественная организация, имеющая своих людей в каждом городе на земном шаре. Почта — всемогущество, мать всех марок, королева всех синих почтальонов на свете, покровительница миллионов писем, Владычица Слов.

Через два месяца, когда психическая травма Изыдора, нанесенная почтой, начала уже заглаживаться, пришло официальное письмо, в котором Польская Почта извинялась перед «Гражд. Небеским Изыдором» за то, что не удалось найти затерянного письма. Одновременно немецкая фотографическая фирма сообщила, что не получала заказного письма от «Гражд. Небеского Изыдора». И поэтому почты обеих стран, осознавая свою ответственность за утерянное письмо, предлагают «потерпевшему Гражд. Небескому Изыдору» компенсацию в размере двухсот злотых.

Таким образом, Изыдор стал обладателем довольно крупной суммы. Сто злотых он сразу отдал Мисе, а на остальное купил себе кляссер и несколько листов марок для заказных писем.

Теперь, как только не было ответа на какое-нибудь письмо, он шел на почту и писал рекламацию. Если письмо находилось, он должен был заплатить 1 злотый 50 грошей, стоимость рекламации. Это было немного. Зато всегда оказывалось, что какое-нибудь из десятка высылаемых им писем терялось, или его забывали вручить, или заграничный адресат забывал, что получил его, и, удивленный запросами, которые присылала ему почта, отвечал: non, nein, no.

Изыдор получал деньги. Он стал полноправным членом семьи. Он мог на себя заработать.

В Правеке, как везде на свете, есть места, где материя возникает сама, сама себя творит из ничего. Это всегда лишь маленькие комочки действительности, несущественные для целого, и поэтому не угрожающие равновесию мира.

Такое место есть у Вольской Дороги, на откосе. Оно выглядит неприметно — как кротовина, как невинная ранка на теле земли, которая никогда не заживает. Только Колоска знает о нем и приостанавливается по дороге в Ешкотли, чтобы посмотреть на самосозидание мира. Она находит там странные вещи и не-вещи: красный камень, не похожий ни на один другой камень, кусок сучковатого дерева, колючие семена, из которых потом в ее садике вырастают хилые цветочки, оранжевую муху, а иногда лишь какой-то запах. У Колоски возникает впечатление, что неприметная кротовина творит и само пространство, что откос у дороги постепенно увеличивается и каждый год Маляку, таким образом, прибывает поля, на котором он — ни о чем не подозревая — сажает картошку.