Владимир Колковский - В движении вечном

Снова откуда-то изнутри проступила щемящей украдкой тревога. Нарастало все явственнее пугающее ощущение того, что эта дивная, неведомая прежде, всеохватная эйфория, достигнув незаметно своей пиковой точки, пошла постепенно на спад. Тревога эта дыбилась в гору, перерастала потихоньку в подлинный страх, наполняла собою всецело, пробуждая в итоге неудержимо только одно желание, одну-единственную цель — вернуть! Вернуть обратно тот сладостный пик, вернуть, продолжить, сохранить навсегда… И то же единственное желание, та же единая цель наполняли с очевидностью теперь и у всех тех, кто был рядом.

— Ну и де она? де она там?… и де, де она, тая Максимовна? — слышно было все чаще сквозь шутки, смех и буйные пьяные выкрики.

— Ты стой здесь, а я у ворот ближе. Не воронь, зови, коли клюнет! — командовал в азарте Витька.

Ни сивушный дух, ни мерзкая теплая горечь уже не пугали. Решительными скорыми глотками Игнат прогонял до конца очередную жгучую порцию. Витьке фартило явно заметнее в тот вечер, он не забывал о друге, но о самом себе в первую очередь, и это было заметнее с каждым часом.

— Там друг твой, глянь: фигурное катание! — сообщили вскоре Игнату, смеясь и показывая пальцем в сторону забора. — О! гляди-гляди, снова пошел на круг… Стоять, стоять!

Выписав мелковатой дробью на непослушных ногах сразу две заплетастые замкнутые фигуры, Витька хватанул неуклюже обеими руками за дощатый заборчик и резким обвалом ринулся вниз.

— Готов клиент!

— Оп-па, с копытов! — заливался рядом явно тоже добавивший Генка-Артист. — Абзац, пора тралевать до хаты.

Витька уже тогда тянул кг на семьдесят с гаком, но предстоящая задача его доставки домой показалась Игнату вначале совсем несложной. После очередной «допинговой» сивушной порции вновь бодрящей волной наплыла, завластвовала эйфория, но теперь это была уже не та возвышенная, невесомая, сладостная эйфория, как в начале, а какая-то смешливо-дурашливая.

Теперь смешило буквально все вокруг, но если бы вокруг ничего и не было, то все равно наверняка было бы неудержимо смешно. В особенности же смешил теперь Витька, его непрекращающиеся ни на мгновенье замысловатые кульбиты, его мучительно застывший, обвислогубый взгляд. Самому Игнату без всяких сомнений казалось, что он еще довольно твердо, уверенно стоит на ногах, но со стороны это выглядело явно иначе.

— Як воши! — глядя на их нелепую возню, тоже не могли удержаться от смеха подряд все встречные. — Як те воши по околице скачете… И где так, небось у Терешки?

— Поспешай народ, там еще всем наливают! — хохотал в ответ Игнат.

Напрягши силы, с натужным нутряным выкриком «дав-вай!» — поднимал он грузное вялое тело, надавал резко вперед короткий поступательный импульс. Витька, согнутый почти вдвое, переступал по инерции мелко два-три шага, потом его заносило извилисто на беспорядочные круги, заваливало круто назад и вниз… И каждый раз Игнат не мог удержаться от смеха, неудержимый смех это перерастал по ходу в бессмысленный хохот, отнимал последние силы, и он тоже летел обвалом планирующим вниз на покрытую росистой влагой траву, летел со всевластным беспамятным смехом.

Лишь изредка, короткими мельтешными урывками, но весьма явственно проступало в сознании то самое, знакомое еще с раннего детства, удивительное ощущение того, что он теперь уже как бы и не он, а некто иной совершенно… И этот некто иной сквозь туманное хмельное марево снова с любопытством чрезвычайно внимательно взирает на происходящее вокруг.

— Я! Я!.. Я — как не «я» теперь! — восклицал Игнат тогда сквозь беспамятный смех, словно это открытие странное одновременно и смешило, и изумляло его. — А ты, ты кто теперь, Витька?.. Ты… ты хоть себя теперь помнишь?

…Так трехминутная скорым шагом, утоптанная травяная дорожка напрямик до витькиной хаты растянулась в итоге на целый час с гаком.

Вновь они встретились среди недели.

Прошло лишь несколько дней, но сейчас казалось много больше. А еще казалось, что произошло за этот вроде бы очень долгий срок что-то особое, важное. Они долго не могли начать разговор, с беззвучными коротенькими смешками внимательно вглядываясь в лица друг другу.

— Кла-а-сс! — крутнув головой, с тем же беззвучным смешком проговорил, наконец, Витька. — Не описать, не высказать… Отжил слегка?

— Слегка-а… а еще и теперь…

— Засекла мамка?

— Не-а… сначала. Я на цыпочках быстренько в хату заскочил, и сразу в кровать. И заснул скоро, и нормалюк вроде, а уже под утро… Голову кружит, кружит, искры мельтешат, мельтешат и… все на ковер!