Владимир Колковский - В движении вечном

— Ясно! — хохотнул сочувственно Витька. — Дальнейшее можно опустить… А я… мои так и сами, считай, приползли только под утро.

И он неожиданно подмигнул со своей знакомой лукавой хитринкой:

— Так что тут стоим, зря времечко мучаем?.. Похмельнемся по ма-ленькой?

— Я… я… пас! — даже замахал руками в ответ Игнат. — Я пас! Хватит с меня и одного такого эксперимента.

— А ты уже… всерьез!

Вот так однажды вечером, удовлетворив свое давнее детское любопытство, друзья хорошенько познали, как и сам неописуемо притягательный винный «кайф», так и его неизбежные обратные утренние побочные эффекты. Были постоянно на глазах в родном поселке и другие, куда более красноречивые обратные эффекты этого рода: тот же Андрюха, например, и его недолгий путь от всеобщего кумира-любимца до того, кем он стал теперь.

И еще долго впоследствии Игнат и Витька (а они частенько говорили об этом) «просто понять не могли» некоторых своих ровесников, хороших знакомых, друзей и приятелей. Еще вчера, казалось, они все вместе азартно, неутомимо гоняли футбольный мяч, плескались с наслаждением в речке, охотились самозабвенно с лукошком в заветной грибной пуще. И вот теперь все это громадное, то, что еще вчера так наполняло, увлекало, захватывало — теперь это нисходило стремительно куда-то в ничто, в безвозвратное прошлое, как что-то пустое, никчемное, детское… И вот теперь с утра до ночи уже совсем другой интерес, совсем другой азарт, совсем другая охота:

— Привет, орлы! И где это с раницы добренько глынули?

— Сам ты… сам ты, гляди уже красный, як брысь.

— Я ж только наперсточек!

— Х-ха, вчера с раницы ты тоже наперсточек, а пад ве-ечер… як вуж! — и т. д.

Та первая в жизни друзей серьезная пьянка надолго осталась для них и последней. Лишь изредка, когда в поселке снова субботним вечером гармошкой заливчатой звонкой, ударами бубна ритмичного призывно гремела на всю околицу залихватская свадьба, кто-то из них мог подмигнуть вдруг шутливо:

— Кайфанем, а?… хоть по маленькой?

И через мгновение они уже усмехались оба, покручивая памятно головой.

Для будущего поселкового мальчишки не имело принципиального различия, к какой из двух первых групп взрослого населения, «элитной» или «гегемонов-работяг» принадлежали его родители. Ты мог, например, хорошо учиться, поступить в институт, а дальше все зависело от твоих способностей, твоего характера и приветного взгляда тех Высших сил, что определяют конкретно нашу судьбу-удачу в решающие, поворотные моменты нашего земного существования. Однако свои определенные принципы, свои ограничительные рамки имеются, по-видимому, и у сил Высших, и у юных представителей группы третьей, «винно-ручьевой» шансов выбиться в люди, «человеком стать» почти не было.

Сенсационным триумфом своим Витька совершил почти невозможное.

И теперь это был совершенно другой Витька. И в глазах взрослых, и в глазах друзей-приятелей, и в глазах собственных… И лишь одно обстоятельство теперь тревожило и беспокоило Игната.

Воскресенье теперь было для Витьки единственным на всю неделю свободным от занятий днем. Кроме того дорога из города домой занимала не менее пяти часов. Домой Витька приезжал в субботу поздно вечером, и уже назавтра вечером отправлялся назад. А днем он все время был в компании таких же, как и сам, счастливых победителей.

Ты мог подойти, поздороваться.

— А-а, школяру приветик! — слышал в ответ. — Уроки учим?.. Давай-давай, ско-о-ро…. совсем скоро уже вам.

А потом — потом тебя словно и нет рядом. Ты только и слышишь:

— Х-ха, в нашей группе такая компашка подобралась!

— А у нас! Ты только одни кликухи послушай: Бамбук, Злоня, Керенский, Мэлф…

— Колян, ты в четверг был на «Динамо»?

— Не вышло… никак! На Ришара в киношку с девчонкой сходили… Как там наши?

— По нулям разъехались.

— А джинсы где такие надыбал?… клевые!

— Так у нас тех негритосов в общаге! Фарцуют по-черному.

— Вчера о-опять проспал на первую пару!

И через минутку тебе уже не верится, что это именно они рядом, твои вчерашние друзья, приятели и просто хорошие знакомые. Через минутку ты и вправду вдруг почувствуешь себя среди них «школяром», белой вороной, недорослем, пацаном среди взрослых.

И совсем неважно теперь, кто и какого когда-то был «сорта». Триумф! — триумф в одно мгновенье выровнял их всех без разбора: и Пашку, вчерашнего отличника школьного, сына Аксюты-директора, и Витьку, оболтуса бывшего, сына Бутовца Петрухи, молодчаги на Пьяном… И теперь уже ты с изумлением вдруг почувствуешь себя среди них чем-то вполне второсортным, кому еще предстоит доказать, отделенным далеко и конкретно тем самым заветным барьером… И кто они теперь, и чем они теперь живут, снова представится тебе таким заманчивым и таким бесконечно желанным.