— Джеки! — сказал Майло решительным тоном. — Я хочу поговорить с тобой насчет ада.
— А ну его! — беспечно отмахнулся Джеки. — Мура собачья, не о чем там говорить. Ты мне все уже объяснил. Это все фигурально. — И, меняя тему, он приподнялся на кровати и похлопал Майло по мясистой коленке. — Теперь послушай-ка ты меня, Майло, приходило ли тебе когда-нибудь в голову, что антипапы…
Майло поперхнулся. Откинулся на спинку стула.
— Стой! — заговорил он плачущим голосом. — Сперва ангелы. Потом падшие ангелы. Потом ад. А теперь пошли антипапы. Держись ты, Христа ради, чего-нибудь одного. Меня, например, чертовски волнует проблема ада.
— Плюнь ты на нее, — успокоительно произнес Джеки. — Такие вещи нельзя понимать буквально. В смысле огонь там, пламя и все прочее.
— Но отец Милви говорит, а он прочел об этом в своих книгах, что именно буквально-то и надо все понимать. Бог ты мой, да это же краеугольный камень христианского учения. Все эсхатологические концепции в текстах, относящихся ко времени после вавилонского пленения евреев…
— Ты слишком много об этом думаешь, — сердито сказал Джеки.
— Думаю? — Майло задохнулся от возмущения, и его круглые глазки запылали. — Четыре дня и четыре ночи я ничегошеньки не делаю, а только думаю об этом! У меня от этих мыслей шарики за ролики зашли!
— Я скажу тебе, как я считаю, — доверительно произнес Джеки. — Ад, конечно, существует, я в это верю, но в нем никого нет, ни души.
— То же самое утверждает отец Конрой!
— А это еще кто?
Голос Майло стал угрюмым. Он неохотно пояснил:
— Иезуит. Отец Милви консультировался с ним по этим вопросам. Но отец Сатурнинус говорит…
— Сроду о таком не слыхивал. А этого где откопали?
— Он капуцин, читает проповеди на этой неделе в церкви святого Гавриила. Их там трое капуцинов каждый вечер в пресбитерии. Сам знаешь, в таких проповедях коронный номер — рассказ о геенне огненной. Из носа грешников вылетает огонь, из глаз огонь, из ушей огонь, и они тянут руки, моля плеснуть им хоть каплю холодной воды… картина, тебе известная! Учти, я этого не одобряю! Но пронимает это безотказно даже самое заядлое хамье, какое ничем другим не проймешь. Так вот отец Сатурнинус говорит, что все эти споры да разговоры сбили его с панталыку. Ты представь себе! Каждый вечер люди ждут, что им расскажут про геенну огненную, и Сатурнинус влезает на кафедру, зная, что они этого ждут, и зная, что рассказать он ничего не сможет. Он, конечно, запросто мог бы описать им ад как такое унылое, пустынное, заброшенное место, где все стонут и молят показать им хоть на секундочку рай, а увидеть рай у них нет ни малейшей надежды, но ведь ты же знаешь не хуже меня, что в аду должен быть огонь, навалом, много, а иначе он не стоит ни черта.
— В чем дело? — раздраженно сказал Джеки. — Я-то как могу тебе помочь? Если тебе угодно верить, что там пылает огонь и пахнет серой…
Майло схватил его за руку.
— Джеки, — прошептал он, — я совсем в это не верю, вот ни столько!
— Так чего же ты психуешь?
— Я психую потому, что не могу в это поверить! Я был счастлив, пока верил во все это! Я хочу в это верить!
Джеки возмущенно вскинул руки.
— Как же ты не понимаешь, Джеки, если ты не веришь в ад, ты не веришь в чертей, а если ты не веришь в чертей, то ты и в рай не веришь.
Он снова испуганно зашептал. Схватил Джеки за руку. Джеки уткнулся в грудь подбородком и вдавился спиной в подушки, отстраняясь от этих бешеных глаз, придвигавшихся к нему все ближе, целившихся в него, как пули.
— Джеки! — шепотом воззвал Майло. — А яблоко — это что?
— Метафора!
Майло раскинул в жесте отчаянья руки, вскочил, схватился за голову и расхохотался могильным хохотом, как театральный злодей. Затем своим обычным голосом он спросил:
— Ты можешь съесть метафору?
Это было сказано с подчеркнутой любезностью.
— Там никто ничего не ел. Это тоже метафора, так же, как ангелы, у которых нет ног.
— Я полагаю, ты хочешь этим сказать, — произнес Майло с ласковой и учтивой улыбкой и деликатно пожал широченными плечами регбиста, — что у Адама не было рта?
— Адам тоже метафора, — бесстрастно изрек Джеки.
— Я сойду с ума! — взвизгнул Майло так громко, что Джеки уже начал вылезать из постели, чтобы позвать Айлин, но тревога миновала так же быстро, как возникла. Майло сразу сник и теперь улыбался бледной улыбкой. — Прости, старина, — сказал он придушенным голосом, как пансионерка, которая, прогуливаясь по берегу Амазонки, вдруг наступила на анаконду. — Что-то нервы расходились в последние дни. Плохой признак. Скорей бы конец всему этому. И что самое плохое, отец Милви говорит, виноват во всем только я — незачем держать в доме такие книги. Да еще дал тебе почитать. О господи, ну зачем я дал тебе эту книгу! Господи, зачем она вообще мне попалась!
Читать дальше