Владимир Файнберг: Карта реки времени

— Прекрасно! Кванто коста? — спросил я, вынимая из кармана свои шестьдесят пять евро, — Сколько стоит?

Ответ поверг меня в замешательство. По его словам компьютер стоил 120 евро!

Я беспомощно обернулся к Донато. Что тот сказал продавцу я не понял. Но цена тотчас была снижена вдвое и мы покинули лавочку, увозя компьютер,

— Хорошо, что я был с тобой, — сказал Донато.

— Ты всегда со мной, даже когда я в Москве.

Мы подъехали к пляжу в одиннадцать часов. По пустой набережной, от пальмы к пальме, передвигался грузовик с подъёмником, на котором стоял рабочий, срезающий с помощью бензопилы усохшие за лето вайи могучих гигантов.

Пеппино покуривал на своём месте у фонтана. Тут же орудовал метлой Марио. Оба явно обрадовались, увидев как я в неурочный час выхожу из машины с полотенцем через плечо. Пеппино что‑то крикнул Донато. Тот перевёл:

— Просят, когда снова приедешь, привезти им что‑нибудь из России.

— О'кей! — громко сказал я.

При этом стульчик мне почему‑то впервые не предложили.

Всё приходило к концу- лето, вольное плаванье в море, моя надежда на возвращённую молодость.

На ходу вытащил из кармана сложенную вчетверо карту, чтобы, как задумал, сделать из неё кораблик и отдать, что называется, на волю волн.

Никаких волн сегодня на море не было. У самой воды белел мой стульчик. А возле него, обняв колени, сидела на песке Миха. Сорвалась с места, полетела навстречу.

— Почему тебя не было утром.

— Так вышло.

— Что это у тебя? Получил письмо?

— Не письмо.

Я подошёл с ней к стульчику, сел. Раздеваться при девушке, обнажать своё старое тело было стыдно.

Её циновка с одеждой лежала поодаль, на прежнем месте.

— Миха, сможешь сложить кораблик из этой бумажки? А я пока поплаваю.

Она поняла, что я стесняюсь. Взяла карту. Побежала к циновке.

Я быстро разделся и кинулся в воду.

Плыл в последний раз. Испытывая особое чувство горечи, подобное горечи морской воды.

Темнеющий справа силуэт элеватора над гаванью, чуть угадывающиеся слева очертания полуострова, всё было прощальным, призрачным, как сон. Как бывает, когда ты уже почти проснулся, но ещё не раскрыл глаза.

Призрачные, белесые облачка плыли в небесной лазури. Покачиваемый вздохами моря, лежал на спине, словно тоже паря между ним и небом. Как отлетающая душа.

Потом возвращался к берегу, с досадой видел, что Миха опять появилась у стула. Подбоченясь, смотрела, как я выхожу на сушу.

— Миха, где мой кораблик?

— Я не поняла, что тут нарисовано? — она протянула листок

— Господи, помилуй! Тебе вовсе не следовало это разглядывать.

— А что это? — упрямо повторила она.

— Карта реки времени. Теперь понятно? — я отобрал листок.

— Не понятно. Как это может быть — карта времени? Никто не поймёт.

— Станешь старше- поймёшь! — предположение о том, что я могу быть никем не понят, пронзило меня

— Сейчас узнаешь! Узнаешь, что это за жизнь. Узнаешь, каков этот мир!

— Какой этот мир? — она стояла передо мной, как судья. Как будущий читатель этой книги. И я в сердцах стал докладывать Михе, этому ребёнку, о своей попытке прорваться назад в молодость, о чувстве вины перед матерью, о встрече с олигархами, с Василием Теркиным, о том, как был унижен собратом- писателем, о поездке на волах с крестьянами, которых невольно обманул…О том, как во время бомбёжки Москвы искал сам себя в метро.

— Но ты ведь нашёл себя! — перебила Миха, — А, знаешь, я видела тебя вчера вечером сквозь решётку ворот храма. Ты фотографировался с доном Донато, Лючией, Пеппино, Розарио, Рафаэлем. Со всеми! Ты очень счастливый человек! Да?

— Дурочка, что ж ты не подошла? Снялись бы все вместе.

2005 г.