Владимир Файнберг - Карта реки времени

Вам бы тоже это понравилось – катить поездом вдоль Адриатического моря на юг Италии. После трёхчасового перелёта из Москвы в Римини, после того, как схватил такси, домчался из аэропорта на железнодорожный вокзал, купил билет и успел вскочить в проходящий экспресс «Милан–Бари», нашёл свободное место в купе на шесть человек, после всего этого оставалось только запихнуть дорожную сумку под кресло, откинуться на его спинку и перевести дыхание.

Всем знакомо это чувство: от тебя больше ничего не зависит, не требуется никаких усилий, и ты отдаёшься на волю поезда, мчащего к цели. А цель моего путешествия на этот раз была захватывающая, только достало бы считанных итальянских дней, сулящих идеальные условия для воплощения моего замысла. Ни о чём не подозревающие попутчики – четверо парней и девушка – оказались студентами, возвращающимися с летних каникул в Бари. Мне предстояло ехать пять с половиной часов до Барлетты. Им – ещё дольше.

В тот момент, когда я появился в купе, они перекусывали вынутыми из рюкзаков сэндвичами, наливали себе кофе из маленьких термосов в пластиковые стаканчики.

Предложили и мне. По глупой своей щепетильности я отказался. О чём впоследствии пожалел.

Славные они были, эти итальянские ребята. Один из них – малый с косичкой на затылке – подумал: «Наверное, испанец. Лет пятьдесят. Сейчас заснёт. Будет храпеть всю дорогу».

И тут я подмигнул ему. Чем несколько испугал.

Покурив, сыграв в картишки, они от нечего делать стали обзванивать друзей и родителей по мобильным телефонам. Девушка позвонила куда‑то в Германию, по–немецки сообщила своей муттер, что у неё все хорошо.

Мне пришло в голову, что нужно воспользоваться случаем. На минуту попросил у неё телефон, дозвонился до дона Донато, по–русски сообщил, каким поездом я еду, примерно к семи тридцати вечера прибуду в Барлетту. Он сказал, что успеет сам встретить меня до восьмичасовой мессы, чтобы я ни о чём не беспокоился.

Услышав, что я говорю по–русски, компания с любопытством воззрилась на меня. После чего они стали умащиваться на своих креслах кто как мог. И разом уснули. Девушка прильнула головкой, обрамлённой светлыми кудряшками, к плечу совсем молоденького студента с посверкивающей серёжкой в мочке уха.

Серёжка надоедно гипнотизировала меня. И я перевёл взгляд на окно. Поодаль лежало напоенное сентябрьским солнцем море. Ни одного корабля, ни одной лодки не было видно. И береговая линия с её пляжными зонтиками и многоэтажными отелями тоже была пуста.

И только ряды цветущих олеандров да высокие пальмы и кипарисы, казалось, гнались за поездом, заслоняемые на миг безжизненными складами и автозаправками, возникающими на краю пустынного шоссе, текущего рядом с железнодорожной насыпью.

Этот пейзаж разом исчезал, когда поезд с грохотом врывался в черноту тоннелей, пробитых сквозь отроги горных хребтов, сползающих к морю. И вновь ударяло в глаза солнце, клонящееся к западу. Косые тени пальм и кипарисов уже вытягивались по земле.

Мои попутчики просыпались, сонно взглядывали на меня, меняли позы и снова задрёмывали под стук колёс. Опять гипнотически притягивала взгляд посверкивающая серёжка.

Поневоле вспомнились аудиокассеты с записями лекций какого‑то психотерапевта–гипнотизёра. Их принёс приятель как раз на следующий день после того, как мне неожиданно позвонил из Барлетты дон Донато, пригласил приехать к нему на две недели. Непостижимым образом почувствовал, в каком состоянии я нахожусь.

За те несколько дней, пока в итальянском консульстве оформлялась виза, я прослушал на магнитофоне записи лекций знаменитого профессора–гипнотизёра. Он подробно рассказывал о том, как вводит в транс пришедших к нему со своими проблемами пациентов, как под его руководством они вспоминают свою жизнь до восьмилетнего возраста, и он находит событие, поворотный пункт, ставший причиной неврозов и вообще всех дальнейших несчастий.

После чего пациенту предлагалось избавиться от этой причины, вытравить её из памяти. Для достижения цели нужно было всего–навсего представить себе некий психологический «поезд», за окном которого проносятся и навсегда исчезают все нехорошие люди, собственные поступки и события, травмировавшие когда‑то психику пациента.

После чего тот будто бы выздоравливает.

Все у него было так просто. У этого современного фрейдиста.