Владимир Файнберг - Навстречу Нике

Как–то, кажется, в ноябре 1949 года, во время перерыва между лекциями, я в институтской библиотеке с любопытством разглядывал серию рукописных, размноженных на дореволюционном стеклографе книг заумного поэта Кручёных. (Кто бы мог подумать, что теперь эти редчайшие издания чепухи являются раритетами и оцениваются чуть ли не в сотни тысяч долларов! Что лет через семь в квартире поэта Асеева я увижу этого самого Кручёных.)

Так вот, именно в то время, когда я разглядывал эту чепуху – «дыр, бул, щур, убещур», да ещё снабжённую бездарными рисуночками, ко мне подошел один из наших студентов, доселе мне мало знакомый, учившийся на критика. Между прочим, внешне поразительно похожий на утонувшего Корейшу…

— Володя Файнберг, – прошептал он, – давайте оденемся в гардеробе, выйдем. Я должен вам что–то сказать.

Предчувствуя неприятную новость, я быстро вздрючил на себя ненавистное тяжёлое пальто с чёрным каракулевым воротником, надел кепку.

Молча прошли на Тверской бульвар и, кое–как стряхнув снежок со скамьи, уселись.

— Володя, я слышал на семинаре ваши стихи, я к вам хорошо отношусь. До института я работал в типографии газеты «Правда». Наборщиком. И сейчас по старой памяти мне дают прирабатывать по вечерам. Там лежит уже набранный фельетон, целиком посвящённый вам… Это значит, что вас как минимум выгонят из института.

— За что?!

— Сегодня вторник. Фельетон планируется в субботний номер. Если можете что–нибудь сделать, если у вас есть мохнатая рука где–нибудь в ЦК…

— Нет никакой руки. Что там написано? Вы читали?

— Половина фельетона посвящена наглости вчерашнего школьника, который в анкете против графы «профессия» пишет – «поэт».

— Но я вправду сочиняю стихи. Сами знаете, только этим и занимаюсь. С седьмого класса. Кто же я такой? Что я должен был написать?

— Во второй половине говорится впрямую – евреи до того обнаглели, что поступают в единственный в мире институт сразу после школы, без всякого жизненного опыта. Да ещё и без экзаменов! Это правда?

— Каких экзаменов?

— Вступительных. По литературе, истории, географии, иностранному языку. Мы все сдавали. После творческого конкурса. Когда фельетон выйдет, наверняка раздуют уголовное дело. Вплоть до тюрьмы. Так или иначе, клеймо на всю жизнь.

— Сам не знаю, как получилось! Действительно, приняли без экзаменов. Что теперь делать?

Мимо нас по бульвару тощий человек с безумными глазами тащил на длинном поводке ободранную, несчастную лису.

Казалось, можно было сойти с ума.

Девочка моя миленькая, доченька моя тёпленькая, откуда у тебя такая привычка – как несколько месяцев назад, утром, едва проснувшись, ещё находясь между сном и бодрствованием, пролепетать: «Я – маленький котёночек». Вчера было объявлено, что ты – «маленькая белочка», на прошлой неделе – «маленький мышоночек».

А вот сегодня, как раз после того, как я накануне закончил предыдущую главу, ты, надо же, сообщила, размыкая длинные ресницы: «Я – маленький лисёночек. С пушистым хвостиком».

Слава Богу, не та ободранная лиса из 1949 года! Но странное всё же совпадение…

На днях Лена с отчаянием призналась, что больше не может ничего тебе дать, кроме уже неоднократно рассказанных, прочитанных сказок Пушкина, историй про Буратино, Чипполлино, Айболита. Понатаскала тебе из своего дома, от подруг тяжеленные стопки детских грампластинок. И теперь ты уже знаешь об Алисе в стране чудес, о Маугли, о Бемби. Распеваешь песенки крокодила Гены и Чебурашки. Ни этих песенок, ни самих этих персонажей я, признаться, не люблю. Напоминают об очень скучных временах.

…Сегодня дождик. Вы с няней не пошли гулять. Работаю, слышу, как в соседней комнате она опять читает тебе твою самую любимую сказку о рыбаке и рыбке. Уже в который раз думаю о том, что и эту сказку и всё остальное, что принадлежит перу Пушкина, мог написать помимо всего прочего только очень добрый человек.

…Какому–то определённо очень злобному типу в своё время пришло в голову явиться в Литературный институт, заняться исследованием личных дел первокурсников и напороться на мою фамилию…

— А почему я не сдавал экзамены? – обратился к секретарше с глупо прозвучавшим вопросом.

— Вы ведь приехали позже начала занятий, – шёпотом напомнила она. – На творческом конкурсе члены комиссии оценили стихи положительно. Об экзаменах в суматохе забыли.

Было непонятно, знает ли она о том, что в субботу в «Правде» – главной газете СССР, должен появиться фельетон. Я, во всяком случае, ей об этом не стал рассказывать.