Владимир Файнберг - Навстречу Нике

Теперь вспомни, какой я нашёл выход. Как стал «изучать жизнь» в Зоопарке. Как меня узнал там попугай–какаду, как я попал в объятия слона, как плавал в ледяной воде бассейна с морским львом Лёвой… Помнишь?

Так вот, в Зоопарке мне выдали справку, будто я там работаю на площадке молодняка.

Всю зиму до весны я действительно работал – кормил, поил, чистил, подкидывал витамины, мамины котлеты, всячески обихаживал ягуарёнка Приму. Любовь была обоюдной. Мой плащ и пиджак были в дырах от её коготков – она обожала с разбега повиснуть на мне и качаться.

А весной подросшую Приму неожиданно продали куда–то за границу.

До чего же надоел тебе, наверное, двор с его взлетающими в одном и том же пространстве качелями, песочницей, игрушечным домиком, под крохотным крыльцом которого то няня Лена, то я по утрам подбираем и относим к мусорной урне использованные шприцы наркоманов. Отцвели одуванчики. Двор зарастает крапивой. Всё реже звучат здесь голоса малышей. Развезли кого по дачам, кому повезло – на море.

А у нас с тобой пока что никаких перспектив.

Уныло писать об унылом. Поэтому я так обрадовался, когда вчера днём позвонила с работы Марина, сказала, что мы все трое приглашены вечером на приём. В посольство Италии. По случаю отъезда из России итальянского посла.

Мы его видели, можно сказать, знаем его и его сухощавую любезную жену, говорят, баронессу. Она так любовалась тобой прошлой осенью на приёме в итальянском ресторане по поводу какого–то праздника. А посол, получив от Марины тот самый синий томик моих маленьких романов, куда включена «Итальянская записная книжка», с учтивой благодарностью жал мне руку, попросил сделать дарственную надпись, сообщил, что и он является своеобразным автором – выпускает известное в Италии собственное вино. Каковое тотчас предложил продегустировать. Сам наполнил бокалы и мне, и маме Марине, и себе, поднял тост за тебя.

Я, конечно, понимал, книгу мою он не прочтёт, даже не раскроет, хотя бы потому, что едва владеет русским языком.

А помнишь, какие в том ресторане были огромные аквариумы с разноцветными, как попугаи, рыбами?

Почему–то ничто не ускользает, не забывается. Вбирание в себя постоянно сменяющихся кадров жизни доставляет высшее наслаждение.

Этому с юности научил меня не кто иной, как Маяковский. У нас, конечно, есть полное собрание его сочинений. Вырастешь, прочти его статью «Как делать стихи».

Я обрадовался возможности попасть на приём в итальянском посольстве ещё и потому, что захотелось хоть на несколько часов резко сменить обстановку. Вместе с тобой очутиться в старинном особняке на улице Веснина. Издавна казалось – за его стенами, наглухо закрытыми воротами, из–за которых виднелись купы роскошных деревьев, угадывался садик, течёт в высшей степени загадочная жизнь дипломатов, тонущая в прелести итальянской речи, звуках музыки… Побывать там, внутри запретного мира казалось ещё более несбыточной сказкой, чем побывать в самой Италии.

И вот протянув пригласительный билет гиганту–карабинеру, одетому в тёмно–синюю форму с широкой трёхцветной лентой через плечо, мы поднимаемся в плотном потоке других гостей по мраморной лестнице к встречающей всех шеренге. Посол узнал меня, дружелюбно кивает, здоровается с Мариной. Баронесса нагибается, гладит тебя по макушке, треплет твои тугие коротенькие косички.

Пожимаю руки секретарям посольства, военному и военно–морскому атташе.

Цирк, да и только! Кроме нашей Марины – секретарши итальянской школы, никто нас тут, в сущности, не знает, никому мы на самом деле не нужны.

Марина усаживает меня в стоящее у стены кресло, уводит тебя в сторону, к длинному столу с сэндвичами, пирожными и вином, где скапливается всё прибывающая публика.

И вот вас заслонила от меня толпа чужих, преувеличенно оживлённо говорящих друг с другом людей с бокалами и сэндвичами в руках.

Затерянность.

Без тебя и Марины я пронзительно ощутил свою затерянность не только в среде итальянских чиновников и бизнесменов с московскими подругами, вырядившимися так, чтобы невзначай открывались прелести. Ощутил, что без вас вообще затерян в не интересном для меня мире мобильных телефонов, разговоров о маркетинге, компьютерах, интернете, золочёных зажигалок, дорогих сигарет, крашеных волос, наклеенных ресниц, средств, предохраняющих от деторождения. Причём, имей в виду, чувствовал себя затерянным не как одинокий представитель уходящей эпохи, но как человек среди людей, изо всех сил старающихся обмануть самих себя и окружающих, внушить, будто они счастливы, уверены в себе.