Владимир Файнберг - Навстречу Нике

— А если бы там были дикие звери? – немедленно спросила ты. – А если бы этот дяденька оказался разбойник?

— Значит, повезло.

— А ты потом пошёл в церковь? Зажёг свечку?

— Нет. Просто поблагодарил Господа за спасение.

— А видел, мне мама всегда покупает свечку, поднимает на руки, и я зажигаю её от других свечек, ставлю в такое место перед иконой.

— Молишься при этом?

— Молюсь! «И избави нас от лу–ка–во–во–во». Ты, папа, тоже молись! Молишься? Скажи честно.

— Стараюсь. Только когда никто не видит. Христос учит: «Зайди в комнату, затвори за собой дверь и открой сердце…» Такие вещи нехорошо делать напоказ, понимаешь?

— Что это ты тут проповедуешь? – встревоженно подходит со стопкой выглаженного белья Марина. – Есть индивидуальная молитва, а есть и общая – в церкви. Одно не исключает другого.

Она, как всегда, права. Ты это поняла и говоришь, сверкая глазами:

— Мама, в другой раз тоже купи ему свечку! Пусть молится со всеми!

Вот такие разговоры ведём с девочкой, не достигшей и трёхлетнего возраста.

Зато я в три года умел читать по складам! Не боялся оставаться один. А ты боишься! Вот так!

Но шутки в сторону. Это несчастье, что, будучи уже совсем взрослым, я мало что соображал о Боге, о мире, о себе. Которого вели, как ты теперь знаешь, через самые разные испытания, искушения.

Я думал, христианство – просто психотерапия. Постепенно приучают человека к одним и тем же молитвам, толкованиям одних и тех же цитат из Библии, приводят к единообразию послушного священникам стада. Иногда заходил в церкви, видел этих священников – пузатых, с равнодушным, рыбьим взглядом, слышал молитвы на малопонятном старославянском языке. И покидал храм.

Но что было делать с неизбывным воспоминанием о Том, Кто однажды возник с неба в комнате, испытующе посмотрел мне в глаза?

Я уже начал уговаривать себя, что ничего не было, что мне показалось… А что было делать с явно неслучайными сцеплениями обстоятельств, с постоянным ощущением того, что меня куда–то терпеливо ведут? С тем, что в критические минуты во мне прорывался вопль к Богу?

Начав заниматься на Высших курсах сценаристов и режиссёров, я остро почувствовал – это ещё одно искушение.

Избранностью.

В самом деле, представь себе небольшой просмотровый зал с рядами плюшевых зеленоватых кресел. В одном из них среди немногочисленных соучеников восседаю я. А в наглухо закрытые двери ломится чуть ли не вся Москва в жажде прорваться на закрытый просмотр. В те годы Госкино, заполучив какой–нибудь зарубежный фильм, ухитрялось за ночь тайно сделать бесплатную копию. Таким образом, кроме ежедневно доставляемых на автомашине из фильмофонда шедевров прошлых времён, мы имели возможность ознакомиться с тем, что только что создали лучшие кинематографисты мира. И было недоступно для советского зрителя.

На каждый из таких просмотров я всё–таки протаскивал кого–нибудь из своих знакомых. Довольно нагло пользовался тем, что дирекция относилась ко мне хорошо.

До того хорошо, что один знаменитый пожилой кинодеятель, всезнайка и бабник, читавший у нас курс «Режиссёрский сценарий», как только узнал, что я заключил договор с «Ленфильмом» и мною получен солидный аванс, тут же попросил дать ему взаймы кругленькую сумму, доверительно сообщил, что ему необходимо срочно уплатить за «холостую квартирку», что он через месяц отдаст.

Отдал только через два года.

Я учился, иногда ездил по вызову студии в Ленинград на обсуждение вариантов своего первого в жизни киносценария, суммировавшего опыт моих рыболовных скитаний по России, встреч с деревенскими жителями, прежде всего – детьми. Хотел, чтобы был создан фильм о трудной судьбе пацана, растущего в полуголодной провинции. Моего героя – Валеру мать заставляла ловить рыбу, торговать ею на базаре.

От обсуждения к обсуждению редакционным советом вымывалась из дорогого для меня замысла вся его суть…

Там, на «Ленфильме», меня познакомили с интеллигентнейшим, очень талантливым кинорежиссёром – Григорием Михайловичем Козинцевым. К сожалению, он проявил интерес не к моему сценарию, а ко мне. Пригласил в гости, в свою типично петербургскую квартиру. Помню модель парусника на шкафу в темноватой прихожей, помню, как он попросил почитать стихи. Весь вечер читал. Потом он вдруг произнёс:

— Видите ли, у меня беда. Много лет готовился к постановке «Гамлета». Поставил его. Знаю об английской жизни больше, чем о жизни собственной страны. Отстал. Теперь хочу снять современный фильм. Про теперешнюю молодёжь. Кому как не вам написать для меня такой сценарий! Можете для начала сочинить заявку? Если получится, немедленно заключим договор, дадим аванс. Это я гарантирую, кое–каким авторитетом на студии пользуюсь… Месяцев за пять напишете сценарий, если сможете бросить остальные дела.