Владимир Файнберг - Навстречу Нике

Ника! Теперь, когда так широко распространены видеомагнитофоны и продажа видеокассет, ты со временем могла бы составить себе целую видеотеку и всё это просмотреть – фильмы Чаплина, итальянских неореалистов, Феллини, французскую «новую волну», избранную советскую классику, американскую… Это царское наслаждение одновременно расширило бы твой горизонт, дало бы образование, какое даст не всякий университет.

…В тот памятный год один известный критик опубликовал в «Литературной газете» рецензию на мою книгу. Рецензия называлась «Удивление». Он правильно просёк главное моё свойство – изумляться тому, что живу на свете, окружающему миру… Пока это чувство не иссякло, я молод. И, надеюсь, молоды мои книги.

Итак, после стольких лет странствий по стране Провидение неисповедимым путём вывело меня на возможность ознакомиться с целым спектром мировой культуры.

И, как яхту, поставило на прикол в Москве.

С последней зимы, проведённой в Сухуми, я так соскучился по российским лесам и водам, что в одну из суббот решил порыбачить. С удочками и всё той же рыболовной сумкой отправился на ту базу общества «Рыболов–спортсмен», куда когда–то привозил маму.

Выйдя из пригородного автобуса на последней остановке, я нырнул в осенний туман, плотно окутавший местность. Сквозь него едва проглядывала всё та же разрушенная церковь, всё те же покосившиеся домишки с убогими резными наличниками у подслеповатых окошек. Низкий дым стлался из труб. Уже топили печи.

За околицей спустился в низину. Туман обступил настолько, что не стало видно дороги и поля, от которого пахло перегнившей ботвой картошки.

Я помнил, что должен идти прямо, а за леском свернуть левее, к берегу водохранилища, где находилась рыболовная база с лодками.

Леска всё не было видно. Помню, шёл и думал о том, что со временем начну снимать фильмы, а вечерами и в воскресные дни писать стихи и прозу, стану таким образом обеспечен и независим от писательских свар, унижений в издательствах. Мечтал, что обрету свободу.

Уже тогда я дорос до понимания того, что настоящая литература – это орудие познания тайны жизни. Литературой надо заниматься ради неё самой. И нет на свете занятия более захватывающего.

…Я летел вниз со своими удочками и сумкой так долго, что успел подумать: «Конец. Бог, спаси!»

Потом несло по какому–то крутому склону, пока я не рухнул, взметнув брызги, в ручей. Текущий по дну неизвестно откуда взявшегося на моём пути глубочайшего оврага.

Где–то высоко в тумане сиротливо чирикнула птичка. Я был рад уже тому, что не потерял сознания, остался жив. Однако не был способен не только подняться. Двинуться. Всё во мне болело – лопатки, руки, ноги. «Спасибо, Господи, что шею не сломал. Башка, кажется, цела», – пробормотал я, превозмогая стон.

Не мог двинуться. Только смочил в ручье окровавленную ладонь, провёл по лбу. Нужно было что–то делать, как–нибудь вырваться из этой пропасти. Вдалеке сквозь клочья рассеивающегося тумана различил нечто похожее на шалаш. Попытался поползти к нему по течению ручья, волоча за собой сумку и удочки. И застонал от боли.

Из шалаша задом наперёд вылез на четвереньках человек, бросился навстречу.

Первым делом он ощупал мои руки и ноги, сказал, что переломов, кажется, нет, потом поднял меня и моё барахло. Я обнял его за шею. Так потихоньку, наверное, за час мы добрались до плавного подъёма и с остановкой, переводя дыхание, выбрались наверх.

Здесь тумана как не бывало. Светило холодное солнце осени. Вдруг начало трясти.

Он усадил меня под старой ветлой.

— Чудо, что, сверзившись с такой высоты, остались живы, – сказал он, стряхивая с меня налипшую грязь. – Ловлю в ручье пескарей для наживки. Судак в этом водохранилище предпочитает пескариков. Шли на базу? Так база в другой стороне. Нужно бы пойти в церковь, поставить свечку. Верите в Бога?

— Наверное, да…

— Ладно. Вам, вижу, не до рыбалки. Сейчас заберу свои вещи, поедем в Москву, возьмём такси, довезу домой. Отдохните пока.

Он спустился в глубину оврага, а я ждал и думал о том, что мне фантастически везёт на хороших людей, что меня неизвестно за что любит Бог. И тут впервые пришло в голову, что я–то для Бога за тридцать один год жизни ничего не сделал… Вспомнил, как в детстве крутил колёсико от часов, загадывал до скольких лет доживу – до пятнадцати, до тридцати?

Под впечатлением законченной предыдущей главы, ещё захваченный властью воспоминаний, вечером я рассказал тебе историю о том, как свалился в овраг.