Владимир Файнберг - Второе посещение острова

Удивительно, созданные воображением люди казались более реальными, чем подлинная жизнь…

Место не отпускало. Море не отпускало.

Не знаю, сколько времени я так сидел в этом безлюдном закутке, пока не осознал, что в голове со всё большей настойчивостью звучит: «ИДИ ДОМОЙ К НИКОСУ».

Вообще говоря, мне давно пора было спешить на виллу Диаманди, чтобы составить компанию Люсе и няньке Нелли для похода в какой‑то «Чайна таун». Я полагал, что это будет сомнительное удовольствие. Хотя до сих пор никогда в китайском ресторане не был.

«ИДИ ДОМОЙ К НИКОСУ!» – неведомый голос звучал отчётливо, строго.

«Никос наверняка сейчас работает в «праксе». Какого рожна без приглашения вваливаться в дом? Девочки не пошли в школу. Там и без меня забот хватает», – думал я, уже вставая и направляясь в гору, чтобы выйти к шоссе. От этого места до холма, на котором жило семейство Михайлопулос, было недалеко.

…Несмотря на то, что ещё Платон поведал о Голосе, не раз звучавшем в его сознании, на другие свидетельства, запечатлённые в истории человечества от Библии до наших дней, никто мне на самом деле не верит, когда я проговариваюсь о том, что иногда слышу чей‑то повелевающий голос. Так же, как никто не верил Жанне Д’Арк.

«Зачем я иду к Никосу Михайлопулосу, к Николаю Михайлову, если перевести на русский? К Антонелле и Рафаэлле? К их чудесной матери, немочке Инес? К Гектору–Хектору?»

Ответа не было.

Чем ближе подходил я к холму, а потом поднимался к дому, тем больше охватывало ощущение неловкости. Правда, по предыдущему опыту я знал – голос никогда не возникает по пустякам.

Остановившись у подножья лестницы перед тем, как подняться на второй этаж, и задрав голову, я крикнул:

— Инес! Антонелла! Рафаэлла!

Никто не отвечал. Даже Гeктоp не залаял.

«Ушли на море с собакой, – подумал я. – Теперь придётся скорей идти к автобусной остановке, мчать к Люсе. Они ведь ждут, чтобы идти в ресторан. Нарвусь на очередной скандал».

— Инес! – завопил я напоследок.

Дверь наверху с грохотом отворилась. Оттуда вниз по ступенькам, сопровождаемые лающим Гектором, с радостными криками кинулись Антонелла и Рафаэлла.

— Владимирос! Муттер ист кранкен! – налетели они. – Мама больна! Вай! Вай! Вай!

Встревоженный, я поспешил с ними наверх.

Ни в одной из комнат Инес не было. Повсюду виднелись следы поспешных сборов – раскрытый и брошенный на стуле чемодан, разбросанные кофточки, женская сумочка.

И разбитый градусник на полу. С вытекшей ртутью.

Как большинство советских людей моего поколения, я кое‑как изучал в школе немецкий язык, мог через пень–колоду изъясняться, но сейчас от неожиданности и волнения забыл всё, не мог даже спросить: «Где мама? Что случилось с Инес?»

Лёжа пластом на полу, закатывал на газетный лист подвижные ртутные шарики, отгонял любопытствующих девочек и собаку.

Вроде бы собрал всю ртуть и осколки градусника, жестами попросил принести мне тряпку, тщательно протёр паркет. Завернул в неё опасный мусор. Спустился к дороге, где стоял мусорный бак. Избавился.

Затем поднялся обратно в дом. Позвонил Никосу в «праксу». Там никто не отвечал.

— Кто разбил градусник? – накинулся я на девочек, вспомнив, наконец необходимые слова. – Где мама? Где папа?

Антонелла тут же наябедничала на Гектора. Указала на него, мол, он разбил. Пёс словно признал свою вину, спрятался под стол. А младшая, Рафаэлла вдруг заплакала, да так горько, что я совсем растерялся.

— Кранкенхауз, кранкенхауз. Муттер ин кранкенхауз! – теперь уже они рыдали вдвоём. – Мама в больнице.

Нужно было их как‑то переключить.

— Воллен зи ессен? – спросил я. – Хотите кушать?

— Ессен! Ессен! Миттагессен! – запрыгали они вокруг меня и повели на кухню. Гектор вылез из‑под стола и стрелой кинулся вперёд.

Не знаю как для других, а для меня разбираться в чужом хозяйстве мучительно. Словно вламываешься со стороны во что‑то сокровенное, интимное. Даже если это чужой холодильник, навесные кухонные шкафчики.

Я не нашёл ничего лучшего, чем овсянка. Судя по тому, как нетерпеливо девочки уселись за стол, едва я начал варить кашу, они с утра ничего не ели.

«Не пошли в школу. Поздно спали. Без сомнения, пока Никос заезжал за мной на пляж, пока встречали в порту протезы, пребывали в «праксе», всё было в порядке. Правда, он, кажется, обмолвился, что Инес попала под вчерашний ливень, кашляет… Что–тo случилось с ней за тот промежуток времени, когда я был в ресторане «Нил», или позже. Это она мерила температуру. Должно было случиться что‑то, что заставило Никоса бросить детей одних, голодных… Вот зачем прозвучал голос, торопил сюда!».