«Хорошо ещё, что не надо ехать на студию, — думал я. — Гонят в шею, сдавай скорей, устроили скандал за то, что сдал на шесть дней позже срока, а теперь жди, когда товарищ Гошев со своим худсоветом соизволит принять фильм».
Я понимал, что ничего доброго от этого просмотра мне ждать нечего, и тем не менее наивная надежда ещё теплилась: «А вдруг «Первомайское поздравление? понравится, ведь ничего подобного у них никто никогда не снимал, и дадут наконец настоящую, серьёзную работу».
Я знал, что больше ни на какой компромисс не пойду. Между тем со сдачей картины кончалась и моя зарплата.
Из глубины улицы показалось такси с погашенным огоньком, проехало мимо, затем протарахтел «запорожец» с сугробом снега на крыше.
«Опять все на полном нуле, — думалось мне, — что ни пытаюсь сделать — отбрасывает назад. Просто рок. Чем все это кончится? Хлеб скоро не на что будет купить».
Я, правда, вспомнил, что должен ещё получить гонорар за сценарий своего «Поздравления», какие‑то сотни полторы рублей. Такая оставалась перспектива.
Еще одна машина возникла вдалеке. Она быстро приближалась, чёрная, необычно длинная, новая правительственная «чайка». Чуть притормозив, она свернула во двор мимо меня. Рядом с водителем сидел в папахе из золотистого каракуля Нурлиев.
Там, у себя на стройке ГЭС, Тимур Саюнович ездил исключительно на газике.
Шофер и Нурлиев одновременно хлопнули дверцами, вышли из машины.
— Ну, здравствуй! — Нурлиев обнял меня, трижды по–русски поцеловал.
— Здравствуйте, — издалека поклонился и шофёр. Я почувствовал его цепкий, внимательный взгляд.
— У меня есть два часа. Чаем угостишь?
— Конечно.
Нурлиев забрал из машины «дипломат», двинулся к подъезду.
— А шофёр? — спросил я, когда мы вошли в лифт.
— Не беспокойся о нём. Будет ждать, сколько нужно.
В передней Тимур Саюнович стал оттирать ноги о резиновый коврик, потребовал тапочки.
— Бросьте вы! У меня это не заведено. — Я взял у него пальто и папаху, повесил на вешалку.
Тогда Нурлиев скинул полуботинки и в носках прошёл в комнату.
— Так вот как ты живёшь! Смотри — сюзане повесил. Древняя, очень древняя вещь. Где достал?
— Сейчас принесу еду, чай, расскажу. Садитесь пока, отдыхайте.
Заваривая на кухне чай, раскладывая по тарелкам омлет с сосисками, я все думал о том, почему Нурлиев прибыл на правительственной машине. «Ну, депутат Верховного Совета, начальник одной из крупнейших строек. Тем не менее…»
— А что ж не пригласил всю квартиру посмотреть? — громко спросил Нурлиев, входя в кухню. — Давай помогу.
— Тихо. Мама спит.
Но она уже вышла из своей комнаты, смутилась, увидев незнакомого человека.
— Какой счастливый, мать имеешь! — Нурлиев взял её за руку, почтительно поцеловал. — Извините, разбудил.
— Тимур Саюнович только что прилетел со стройки, куда я ездил в командировку, — пояснил я.
— Ничего подобного! Уже три дня, как прибыл! — перебил Нурлиев. — Газеты читаешь?
— Почитываю.
— Редко почитываешь, значит. Чем он у вас занимается, что не в курсе событий?
И тут мать, глядя на Нурлиева, с неожиданной серьёзностью произнесла:
— Плохо ему, очень плохо моему Артуру. Я скоро умру, не знаю, как он останется…
— Не умирайте! Я вас очень прошу. — Нурлиев обнял её за плечи, прижал к груди. — И вообще, не беспокойтесь, пожалуйста. Если ему будет здесь и в самом деле плохо — заберу в свою республику, тем более имейте в виду: я теперь первый секретарь ЦК, моё слово имеет некоторый вес.
— Вы? Первый секретарь?! Каким образом?
— Говорю, газет не читаешь. А между прочим в некотором смысле это произошло благодаря тебе. Но сначала давай наконец что‑нибудь съедим. Это пицца, что ли? Давай здесь, на кухне.
— Нет, пошли ко мне.
Мать поняла, что я хочу остаться с гостем наедине. Она только сделала нам бутерброды с маслом и паштетом, веером уложила на тарелку.
Нурлиев помог перенести еду в комнату.
— Я на минутку, — сказала мать, входя вслед за ним. — Может, подойдут эти тапочки? Все‑таки холодно, дует.
— Спасибо. — Нурлиев, большой, лысоголовый, снова обнял её. — Всё будет хорошо. Не утешаю — серьёзно говорю. Знаете, ваш сын как водохранилище — столько лет копит в себе такое… Потом, как вода через гидроузел, большую энергию даст, светить будет, всё свет тот увидят. Вы тоже увидите.
— Я и сейчас вижу, — с гордостью сказала мать и вышла.
А Нурлиев надел тапочки, прошёлся по комнате, поглядывая на драные обои, на потрёпанные корешки книг за стёклами полок.
Читать дальше