Джером Сэлинджер - Собрание сочинений

— Мерритт- паркуэй, голубушка, — и напомнила Мэри Джейн, что та уже дважды находила дом, но Мэри Джейн возопила — что-то неоднозначное, про коробку «клинексов» — и бросилась к своей машине с откидным верхом. Элоиза задрала воротник верблюжьего пальто, повернулась к ветру спиной и стала ждать. Мэри Джейн вернулась через минуту, вытираясь листиком «клинекса», но по-прежнему размазанная и даже испачканная. Элоиза бодро сообщила, что обед к чертовой матери сгорел — и «сладкое мясо», и все, — но Мэри Джейн сказала, что все равно поела в дороге. По пути к дому Элоиза спросила, как так вышло, что у Мэри Джейн выходной. Та ответила, что у нее не целый день выходной; просто у мистера Вайинбёрга грыжа, и он сидит дома в Ларчмонте, а ей нужно доставлять ему почту и записывать каждый день письмо-другое.

— А что это вообще такое, грыжа? — спросила она.

Элоиза, бросив сигарету на грязный снег под ногами, ответила, что не знает точно, однако Мэри Джейн переживает зря — у нее такой все равно не будет. Подруга ответила:

— А, — и обе вошли в дом.

Через двадцать минут они допивали в гостиной первые «хайболы» и общались в манере, свойственной бывшим соседкам по студенческому общежитию, а возможно — этим соседством и ограниченной. Но их связывало и кое-что покрепче — ни та, ни другая колледж не закончили. Элоиза ушла на втором курсе в 1942-м, через неделю после того, как ее застукали с солдатом в закрытом лифте на третьем этаже общежития. Мэри Джейн — на том же курсе, в той же группе, чуть ли в тот же месяц — бросила учебу, чтобы выйти замуж за курсанта-летчика, расквартированного в Джексонвилле, Флорида, — поджарого паренька из какого-то Укропа, штат Миссисипи, он просто бредил самолетами и два из трех месяцев своей семейной жизни с Мэри Джейн провел на гауптвахте за то, что ткнул ножом военного полицейского.

— Нет, — говорила Элоиза. — На самом деле, в рыжий. — Она растянулась на кушетке, скрестив худые, но очень симпатичные ноги в лодыжках.

— А я слыхала, в блондинку, — повторила Мэри Джейн. Она сидела на синем стуле. — Эта, как бишь ее, клялась и божилась, что в блондинку.

— He-а. Точно тебе говорю. — Элоиза зевнула. — Я чуть ли не в комнате с ней была, когда она красилась. Что такое? Сигарет больше нет?

— Да ничего. У меня еще целая пачка, — ответила Мэри Джейн. — Где-то. — Она порылась в сумочке.

— Горничная дурища, — сказала Элоиза, не поднимаясь с кушетки. — Я час назад два блока ей под самый нос сунула. Так она в любую минуту сейчас может зайти и спросить, что с ними делать. Черт, о чем я?

— Тьеренджер, — подсказала Мэри Джейн, закуривая свою.

— А, ну да. Я точно помню. Она покрасилась вечером, перед самой свадьбой с этим Фрэнком Хэнком. Помнишь его?

— Смутно. Такой недомерок-рядовой? Ужасно несимпатичный.

— Несимпатичный. Господи! Да он смахивал на чумазого Белу Лугоши. [54] Бела Лугоши (Бела Бласко, 1882–1956) — американский кино — и театральный актер венгерского происхождения, прославился в роли графа Дракулы; играл преимущественно зловещих негодяев.

Мэри Джейн откинула голову и захохотала.

— Великолепно, — сказала она, возвращаясь в позу, пригодную для питья.

— Давай стакан. — Элоиза скинула ноги в чулках с кушетки и встала. — Честно, вот дурища. Я разве что Лью к ней в постель не подкладывала, чтоб она согласилась с нами сюда приехать. Ты уж прости, что я… А эта штучка у тебя откуда?

— Эта? — Мэри Джейн тронула камею на шее. — Ох господи, она у меня еще со школы. Мамина.

— Господи, — сказала Элоиза, беря пустые стаканы. — А мне вот носить совершенно нечего. Если мамаша Лью когда-нибудь помрет — ха-ха, — мне от нее достанется, наверное, какой-нибудь пестик для льда с монограммой.

— Ты с ней теперь как?

— Не смеши меня, — ответила Элоиза по пути на кухню.

— Мне совсем последний, — крикнула ей вслед Мэри Джейн.

— Черта лысого. Кто к кому в гости приехал? И кто на два часа опоздал? Будешь торчать тут, пока не опротивеешь. И ну ее к черту, твою паршивую карьеру.

Мэри Джейн снова откинула голову и захохотала, но Элоиза уже скрылась в кухне.

Одной в комнате заняться было нечем, и Мэри Джейн встала и подошла к окну. Отодвинула штору и уперлась запястьем в переплет, но, ощутив на коже грязь, отняла руку, вытерла ее и распрямилась. На улице зримо подмерзала слякоть. Мэри Джейн отпустила штору и мимо двух набитых книгами шкафов вернулась к синему стулу, даже не глянув на корешки. Уселась, раскрыла сумочку и в зеркальце осмотрела зубы. Сомкнула губы, с нажимом провела языком по верхним зубам и посмотрела еще раз.