Томас Эспедаль - Идем! или Искусство ходить пешком

— И ты так просто об этом говоришь?

Она пожимает плечами.

— Но тебе я могу предложить кое-что поинтересней, — говорит она. — Завтра — пятница, и у меня свободный день. И мне хочется просто немного развлечься.

— Развлечься?

— Пообедать в ресторане, пойти в кино, поглазеть на бутики и витрины. Я одна. Понимаешь, не то чтобы одинока, но одна.

— И что же дальше?

— Если ты готов, то я назову тебе цену. Ты знаешь, сколько я стою? Ты откажешься, конечно же, у тебя нет таких денег, ты начнешь торговаться. И я разозлюсь. Это тоже входит в пакет услуг. Ты заплатишь за нашу выпивку, а я оставлю тебя в баре, я запишу тебе свой телефон на твоем спичечном коробке, только не теряй и не выбрасывай его, и будь любезен, позвони мне утром.

— Но мне хочется пойти с тобой, — говорю я. — Сейчас и здесь, у меня есть деньги, и я готов заплатить.

Я вижу, она разочарована. Она опускает глаза, словно я ее предал.

— Моя цена — две тысячи франков, — говорит она громко. — Это такса, не больше и не меньше.

Я качаю головой.

— Это очень большие деньги, это слишком дорого, — говорю я тоже громко.

Взбешенная, она бросает меня в баре и уходит.

На улице Ипполит Мандрон в доме номер 46 находилась мастерская. В статье «Мастерская Альберто Джакометти» Жан Жене описывал ее как серое невзрачное помещение, а ее владелец, по его словам, был такого же серого цвета, цвета бетонной стены мастерской. Альберто Джакометти, если верить описанию Жене, всегда казался унылым и неопрятным. Вечно перепачканный глиной и красками, он работал в сером костюме, всегда в галстуке. Сидя перед скульптурами, он разглядывал их так же торжественно, как и женщин, которые служили ему моделями.

Мастерскую посещало множество визитеров, а сам Джакометти часто покидал свои пенаты, как правило, по ночам. Он ходил в рестораны, или в ночные клубы, или в бордели. Он не переодевался, он был художником, вечно в пути, он не делал различий между жизнью и работой, бытом и работой, искусством и работой, для него каждый шаг был работой, в том числе и посещение борделя.

Его работа художника подразумевала все что угодно: бритье по утрам и завязывание галстука, часы, проведенные перед мольбертом и с моделями, процесс ваяния, визиты, беседы, время, проведенное в кафе и на прогулках, шатания по городу и вечерние трапезы, с вином и сигаретами, вечное курение, — все это было частью непрерывной деятельности Джакометти. Он никогда не отдыхал, он предавался любовным утехам и работал, грезил и писал, делал наброски и рисовал, беседовал и слушал, смотрел и записывал.

Особенно он притягивал к себе заурядных женщин, возможно, потому, что просто очень любил женщин и откровенно боготворил их, возможно, потому, что обладал каким-то магнетизмом, в нем было какое-то неуловимое обаяние, то, что теряется на фотографиях. Этот факт биографии нас удивляет — глядя на снимки Джакометти, сделанные Анри Картье-Брессоном [58] Анри Картье-Брессон (1908–2004) — французский фотохудожник. , мы приходим к выводу: маэстро был ничуть не красив, неприметный, унылый, как его и описывали. Чем-то он напоминал свои скульптуры, нервозный, худой, с большой головой. Возможно, со временем он обрел форму собственных скульптур. Ведь человек в своих произведениях воссоздает самого себя. В случае с Джакометти этот постулат доходит до крайности: нет никаких оснований считать, что в торсах брата Диего воплощены черты самого автора, или что Джакометти позаимствовал некоторые черты у своих изваяний. И все-таки смотришь на торсы и вспоминаешь облик Альберто Джакометти.

Он разглядывает одну из своих скульптур.

Он: Она немного аляповата, правда?

Это слово Джакометти использовал часто. Он и сам был немного аляповатым. Он запускает пальцы в свою седую лохматую шевелюру. Его стрижет Аннетт. Он скидывает с себя серые брюки, и они падают на туфли.

Он: Я гулял и встретил на улице уродливо одетую девку, шлюху, попросту говоря. Но когда она стояла передо мной в комнате, обнаженная, я видел в ней богиню.

Я: Для меня обнаженная женщина — просто женщина без одежды. Но в твоих скульптурах я всегда вижу, как и ты, обнаженных жриц любви.

Он: По-твоему, мне удается изобразить их так, как я их вижу?

Жана Жене не будоражил вид обнаженных женщин, но он не сомневался в божественном таланте скульптора Джакометти. Он писал, что «если в комнате расставить скульптуры, то она преобразится в храм».

Говоря о женских образах Джакометти, часто используют слово «божественный», но парадокс заключается в том, что большинство своих произведений скульптор лепил с женщин, которых он встретил в борделях.