Томас Эспедаль - Идем! или Искусство ходить пешком

Почему бы не начать с улицы? Я брожу по этим улицам и окрестностям, туда и обратно, взад и вперед — вот уже больше двух лет, ежедневно.

Бьёрнсонсгатен — замызганная улица с оживленным движением, рабочие кварталы, никогда не освещаемые солнцем, расположены рядами по обеим сторонам, а тень от них напоминает дорогу, точнее, артерию, малокровную и холодную.

По узким тротуарам, мимо фабричных районов, мимо заправки, вниз к Данмаркспласс, улица ведет к самому темному перекрестку в городе. Убогая улица, прерванная рельсами — все здесь приводит в уныние, все удручает: умирающее дерево, разваливающийся деревянный дом, задыхающаяся от выхлопных газов живая изгородь.

И потом окно, в котором стоит она и стягивает с себя хлопковый свитер.

Мой адрес — жалкая улица, по ней пролегает мой любимый маршрут.

По ней я и хожу обычно в город. Сейчас, когда я живу на другой стороне города, в светлой уютной квартире, с террасой и видом на гавань, я иногда доезжаю автобусом до Бьёрнсонсгатен, чтобы спуститься вниз по улице и старым маршрутом попасть в центр.

В начале улицы находится профессиональное училище, направо — стадион «Кронсминде», а налево — многоэтажные дома и район Сольхеймсвикен.

Я фланирую мимо стайки студентов — они курят, стоя на каменной лестнице перед училищем, на них белые воздушные поварские колпаки. Головы поварят утыкаются в облака. Их — человек семь или восемь. Рядом с ними сбились в стаю будущие парикмахеры. Их легко узнать по экстравагантным прическам — у них красные и зеленые гривы, разной длины и формы, торчащие во все стороны. Одна из девиц наголо выбрила голову, оставив лишь полоску волос — от лба к затылку. Можно подумать, что улица продолжается через ее голову.

А я иду прямо, никуда не сворачивая, а потом вниз, к Данмаркпласс. Ныряю в подземный переход, и теперь улица и автомобили уже надо мной. Куда же мне повернуть — направо или налево?

Переход разделяется. Сегодня я, пожалуй, поверну направо.

В прошлый раз, когда я повернул налево, дорога заняла больше времени.

Я иду мимо здания «Форум Кино», потом спускаюсь к Стуре Лунегордсванн, на мост, где на асфальте лежит умирающая рыба.

А на дорожном знаке играет солнце. Я ощущаю неожиданный прилив счастья.

Так оно и есть. Одно мгновение — и ты вдруг счастлив, здесь и сейчас. Без видимых причин. Это как дар. Иначе и описать нельзя.

Хотя у меня-то как раз нет никаких причин быть счастливым. Ведь я с похмелья и пребываю в угнетенном состоянии после беспробудного четырехдневного запоя. Живу один, в обшарпанном доме, на убогой улице. Мебели нет, сплю на матрасе. Она меня бросила, а я так надеялся, что вместе мы как-нибудь выкрутимся.

Я по-прежнему разрушаю себя, пьянствовать и расслабляться — ведь это каторжный труд.

Внезапно я счастлив. С чего бы это? Неужели только потому, что солнечный луч коснулся дорожного знака?

Я задыхаюсь, надо остановиться. По телу разливаются тепло и радость.

Мысли пробуждаются и обретают легкость. Причем это вполне конкретное ощущение. Мысли теряют вес. Я ощущаю это всем нутром, тягостное настроение отступает, и я продолжаю идти. Теперь меня отпустило.

Я направляюсь к Нюгордсхойден и к центру.

Постепенно до меня доходит: я счастлив, потому что я в пути.

К черту все! К чертям собачьим! Опуститься на самое дно. Ползать на четвереньках, брюхом по полу, уткнувшись мордой в ковер.

А свет, свет бьет по глазам. В глаза словно опилки насыпаны, рана ноет, кровь гудит, а в висках все стучит.

Кто это там ползает — по полу, под столом? А там целая лужа водки, и этот кто-то слизывает ее, сворачивается комочком и ложится под стол.

А ты видишь только половину туловища или даже меньше, может быть, поясницу, голые ноги и подол ночной рубашки. Но край стола не дает разглядеть лицо. О господи! Да это же твой отец, в мокрой рубашке, вот как, значит, мы снова переезжаем. Пустая комната, ощущение свободы и наготы. Лампа. Раздеться, погасить свет и отправиться в постель. Если б ты знала, если б только могла знать…