Марк Твен: Приложения к книге "Пешком по Европе"

В Гейдельберге я часто засаживал в кабинет редкостей и однажды привел его хранителя в восторг своим немецким языком. В тот день я изъяснялся только по-немецки. Он слушал меня с интересом и, когда услышал достаточно, сказал, что моя немецкая речь — настоящий раритет, даже «уникум», и что он охотно приобрел бы ее для своей коллекции.

Бедняга не подозревал, чего мне стоило достичь такого совершенства, иначе он понимал бы, что подобная покупка разорила бы любого коллекционера. Мы с Харрисом уже несколько недель, не помня себя, долбили немецкие вокабулы, и хотя достигли многого, однако ценой невероятных усилий и трудностей: достаточно сказать, что нам за это время пришлось похоронить трех учителей. Люди, никогда не изучавшие немецкий, понятия не имеют, до чего он путаный.

Смею вас заверить, что такого безалаберного, бессистемного, скользкого и увертливого языка, как немецкий, во всем свете не сыщешь. Вас носит в этом хаосе, как щепку в волнах; а когда вы уже думаете, что нащупали твердую почву среди бултыхания и сумятицы десяти частей речи, вы, перевернув страницу, читаете: «Учащемуся необходимо усвоить следующие исключения». Пробегаете страничку до конца и видите, что исключений больше, чем примеров на самое правило.

И снова вы за бортом — и в поисках нового Арарата вязнете в зыбучих песках неизвестности. Вот какую муку я претерпел и претерпеваю доныне! Каждый раз, как мне покажется, что из четырех загадочных падежей я выбрал единственно правильный, в мое предложение вторгается какой-нибудь замухрышка — предлог, обладающий, однако, чудовищной разрушительной силой, — и все летит вверх тормашками. Допустим, учебник спрашивает о местонахождении некоей птицы (учебнику всегда нужно знать то, что решительно никому не интересно): «Где птица?» — допытывается он. На каковой вопрос я должен ответить — опять таки по учебнику, — что птица залетела в кузницу по причине дождя. Разумеется, ни одна уважающая себя птица в кузницу не залетит, но я обязан держаться учебника. Вот я и начинаю подбирать немецкие слова. Начинаю, конечно, с конца, как и полагается у немцев. И рассуждаю так: Regen (дождь) — слово мужеского рода, а может быть, женского или среднего; ладно, сейчас но время это выяснять. Итак, это либо der Regen, либо die Regen, либо das Regen, смотря по тому, что скажет словарь, когда я к нему обращусь. Предварительно же, в интересах науки, будем исходить из гипотезы, что Regen-мужескою рода. Итак, дождь — der Regen, но лишь при условии, если он дан в исходном положении, то есть только назван, но не дополняет и не объясняет другие слова, — иначе говоря, если он стоит в именительном падеже; но ведь дождь падает на землю и, как водится, лежит на ней лужами, а лежать — это «действие, указывающее на состояние» (по законам немецкой грамматики, лежать-тоже действие), и следовательно, тут требуется дательный падеж — dem Regen. На самом же деле здесь есть указание на переходное действие — дождь не просто лежит, он идет, и даже идет назло птице, а это означает движение, глаголы же, обозначающие движение, требуют после себя винительного падежа, и, следовательно, тут не dem Regen, a den Regen. Составив, таким образом исчерпывающий грамматический гороскоп слова «Regen», я уверенно отвечаю учебнику, что птица залетела в кузницу wegen (по причине) den Regen. Но тут мой учитель вежливо осаживает меня, поясняя, что словечко «wegen», затесавшись в фразу, при всех условиях и невзирая на лица ввергает предмет в родительный падеж, и птица, стало быть, забралась в кузницу «wegen des Regens».

В дальнейшем из еще более авторитетного источника я узнал, что и на это правило существует исключение, позволяющее говорить «wegen den Regen», — правда, лишь в особо указанных и трудно объяснимых случаях; но исключение это распространяется только на слово «дождь».

Существует десять частей речи, и с каждой хлопот не оберешься. Самое обычное рядовое предложение в немецкой газете представляет собой неповторимое, внушительное зрелище: оно занимает полгазетного столбца; оно заключает в себе все десять частей речи, но не в должной последовательности, а в хаотическом беспорядке; оно состоит из многоэтажных слов, сочиненных тут же, по мгновенному наитию, и не предусмотренных ни одним словарем, — шесть семь слов наращиваются друг на дружку просто так, без швов и заклепок (разумей, дефисов).