Николай Нароков - Могу!

Напились кофе, а скоро после того Виктор встал и начал прощаться. «Он сейчас уйдет! Он сейчас уйдет! — слегка взволновалась Юлия Сергеевна. — А я не успела ничего сказать ему!» И когда Виктор стал уходить, она пошла проводить его, но шла с таким видом, будто только исполняет долг вежливости: даже немного с ленцой пошла она.

Вышли на патио, потом на площадку перед домом. Тут оба остановились.

— Я… — неуверенно начал Виктор, повернувшись к Юлии Сергеевне и смотря на нее.

Она знала, что стоять долго вдвоем нельзя и что надо поскорее разойтись.

— Что? — быстро и нетерпеливо спросила она.

— Я все время думал… об этом! — сдерживая себя, сказал Виктор, не зная, можно ли ему говорить «об этом».

— Я тоже! — просто и честно ответила Юлия Сергеевна.

— И я так страшно хотел видеть вас!

— Я тоже…

Она быстро, воровато оглянулась и быстрым шепотом сказала:

— Завтра в 12 часов я буду во французском кафе… Да?

— Да! — волнуясь ответил Виктор.

— До свиданья!

Она повернулась и пошла. Но, пройдя три-четыре шага, приостановилась, повернулась и с улыбкой кивнула головой.

— До завтра!

Вернувшись в комнату, она присела около Георгия Васильевича. А когда присела, то сразу же почувствовала, что сделала это не умышленно, не по привычке и не притворно, а только оттого, что ее потянуло подойти к нему и сесть около него. «Но ведь я только что назначила свидание Виктору! — подумала она. — Как же это я могу так: от Виктора к Горику, от Горика к Виктору…» Подумала, но ни чувства вины, ни упрека в ней не было. Она ласково посмотрела на Георгия Васильевича и посмотрела только оттого, что ей захотелось ласково посмотреть.

Вечером пришел Табурин. Много говорил, много шумел, исправил стиральную машину, которая почему-то начала стучать, и укрепил ножку плетеного кресла на патио.

— Вы на всякую мелочь обращаете внимание! — похвалила его Елизавета Николаевна.

Он гордо выпрямился, как скверный актер, играющий короля.

— Для великого ума мелочей нет! Один из признаков величия человека — внимание к мелочам! Мелочами пренебрегают только снобы и выскочки!

— Какой вы смешной! — весело и радостно рассмеялась Юлия Сергеевна. — И волоса у вас смешные… Точно вихрь!

Вероятно, она понимала, что и сам Табурин ничуть не смешной, и волосы у него не смешные, но радость, которая налетела на нее, искала выхода хоть в чем-нибудь. Она не могла не смеяться и не ликовать, потому что она ощущала в себе слово — «Завтра», и это слово наполняло ее радостным волненьем.

Табурин кончил выпрямлять погнутую вилку штепселя, отложил в сторону плоскогубцы, подсел к Юлии Сергеевне и таинственным шепотом признался:

— А я сегодня сделал великое открытие… Грандиозное!

— Какое?

— Оказывается, что я могу хоть завтра поехать в горы Индии, в Италию или даже к эскимосам в Гренландию… Куда хочу! Хоть завтра же!

— Зачем это вам?

— Ни зачем! Но у меня в банке есть почти 5 тысяч, и я сообразил, что этих денег хватит на любое путешествие.

— Да? На любое? Куда же вы поедете?

— Разумеется, никуда! Но когда я понял, что могу поехать куда хочу, меня охватило такое чувство… такое чувство… Колоссальное чувство! Ведь что это значит? Это значит, что мир принадлежит мне! Он — мой!

Схватил Юлию Сергеевну за руки и нелепо затряс головой.

— Да, да! Да, да! — восторженно забормотала Юлия Сергеевна, даже не зная, с чем она соглашается. — Ну, конечно же! Конечно! Все — ваше! И мое тоже? Все — мое?

— Что же нам… Что же мы теперь должны делать? — неуверенно спросил Виктор и посмотрел на Юлию Сергеевну.

В кафе было много посетителей. Виктор и Юлия Сергеевна сидели в стороне и были рады, что сидят почти отдельно. Они выпили кофе, а потом Виктор заказал мороженого, которого никто из них не хотел.

Юлия Сергеевна смотрела на него и прислушивалась к новому ощущению. За все годы ее замужества ни один мужчина ни разу не волновал ее, ни один не тревожил, ни к одному не тянулась она. А сейчас пришло то, что не приходило раньше, и она отдалась ему. Ей сейчас было хорошо оттого, что она смотрит на Виктора и слышит его голос. Ей хотелось протянуть руку через стол и хотя бы концами пальцев прикоснуться к его руке. «Как это странно! Как это странно! — повторила она про себя. — Но… Но разве это странно?»

И в короткое мгновенье, которое нельзя исчислить секундами и их долями, вспомнила то, что было раньше, давно: перед свадьбой и в первые годы супружества. «Вот то же самое было, совершенно то же самое!» Потом оно улеглось, утихло, за десять лет стало совсем иным, а сейчас опять поднялось и завладело ею. «Это измена?» Она не ответила на вопрос, но и не испугалась его.