Джоди Пиколт - Роковое совпадение

Кошка щекочет подбородок Натаниэля, он смеется. Священник тоже смеется и кладет руку Натаниэлю на затылок. На то же место, где сам Натаниэль гладит кошку, и на мгновение он увидел нечто, напоминающее бесконечное зеркало в комнате смеха: он гладит кошку, священник гладит его и, возможно, невидимая рука Господа гладит самого священника. Натаниэль убирает ладонь и делает шаг назад.

— Ты ей нравишься, — говорит священник.

— Правда?

— О да. Мало кому из детей она дает себя погладить.

И от этих слов Натаниэль взмывает, как на крыльях. Он опять чешет кошку за ушком и может поклясться, что она улыбается.

— Вот так, — ободряет его священник. — Не останавливайся.

Квентин Браун сидит за рабочим столом Нины в кабинете окружного прокурора, не понимая, чего же здесь не хватает. Из-за недостатка места ему для работы выделили ее кабинет, и тут судьба посмеялась над ним: он собирается засадить эту женщину за решетку, сидя в том самом кресле, где раньше сидела она. Как он уже заметил, Нина Фрост фанатично аккуратна: даже скрепки для бумаг — ради всего святого! — разложены по размеру. Все дела в алфавитном порядке. Никаких зацепок: ни скомканного листочка самоклейки с именем продавца оружия, ни даже карикатурного наброска отца Шишинского на промокательной бумаге. «Здесь мог бы работать кто угодно, — размышляет Квентин, — и в этом-то и кроется проблема».

Какая женщина не хранит на письменном столе фотографию ребенка или мужа?!

Он минуту размышляет, значит ли это что-нибудь, потом вытаскивает свой бумажник и из складок достает потертую детскую фотографию Гидеона. Они фотографировались в «Сирз». Чтобы заставить мальчика улыбаться, он сделал вид, что бьет Таню по голове поролоновым мячом, и нечаянно выбил у нее из глаз контактные линзы. Он кладет квадратик снимка в угол пресс-папье Нины Фрост, когда открывается дверь.

Это два местных детектива — Ивэн Чао и Патрик Дюшарм, если Квентин не ошибается.

— Проходите. — Он жестом приглашает их устроиться напротив. — Присаживайтесь.

Они входят вместе, плечи почти соприкасаются. Квентин берет пульт дистанционного управления и включает телевизор и видеомагнитофон на полке за спиной. Он уже тысячу раз пересмотрел пленку, вероятно, эти детективы тоже ее видели. Черт, ее видела уже бóльшая часть населения Новой Англии; ее показали в новостях на Си-би-эс. Чао и Дюшарм замирают, загипнотизированные видом Нины Фрост на маленьком экране. С необычайной грацией она идет к перилам заграждения, направляет пистолет… В этой версии, неотредактированной, видно, как взрывается правая сторона головы Глена Шишинского.

— Господи… — бормочет Чао.

Квентин не останавливает кассету. Но в этот раз он не смотрит ее — он наблюдает за реакцией детективов. С Ниной Фрост они проработали семь лет, с Квентином — всего двадцать четыре часа. Когда камера начинает дико скакать, а после останавливается на потасовке между Ниной и приставами, Чао опускает глаза. Дюшарм решительно смотрит на экран, на его лице не дрожит ни один мускул.

Одним щелчком Квентин выключает телевизор.

— Я прочел свидетельские показания всех ста двадцати четырех свидетелей. И, естественно, посмотрел этот спектакль, так сказать, вживую. — Он подается вперед, его локти на Нинином письменном столе. — Здесь неопровержимые улики. Единственный вопрос: виновна она или нет на основании невменяемости? Она станет упирать либо на это, либо на состояние аффекта. — Повернувшись к Чао, он спрашивает: — Вы присутствовали на вскрытии?

— Да.

— И?

— Патологоанатомы уже отдали тело родственникам, но они не предоставят мне отчет, пока не получат историю болезни потерпевшего.

Квентин закатывает глаза:

— Как будто есть сомнения в причине смерти!

— Дело не в этом, — вмешивается Дюшарм. — Они хотят приобщить к делу все медицинские документы. Такова официальная процедура.

— В таком случае поторопите их, — просит Квентин. — Мне плевать, болел ли Шишинский СПИДом… Умер он не от этого. — Он открывает лежащее на столе дело и помахивает перед Патриком Дюшармом какой-то бумагой. — Что, черт побери, это такое?

Он дает детективу прочесть его же рапорт о допросе Калеба Фроста по подозрению в совращении своего сына.