Джоди Пиколт - Роковое совпадение

— Как Натаниэль?

— Хорошо. — Я опускаюсь в огромное кожаное кресло с подголовником и осматриваюсь.

— Наверное, обрадовался, что мама вернулась домой?

«Больше, чем его отец», — думаю я. Мое внимание привлекает висящий на стене небольшой набросок кисти Пикассо. Не литография — оригинал.

— О чем вы задумались? — спрашивает Фишер, усаживаясь напротив.

— Что государство мне мало платит. — Я поворачиваюсь к адвокату. — Спасибо вам. За то, что вчера вытянули меня.

— Мне бы, конечно, хотелось приписать все заслуги себе, но вам прекрасно известно, что это был подарок со стороны обвинения. От Брауна снисхождения я не ожидал.

— Я бы больше не стала на него рассчитывать.

Я чувствую на себе оценивающий взгляд собеседника. В отличие от моего вчерашнего поведения во время нашей короткой встречи, сегодня я намного лучше владею собой.

— Перейдем к делу, — предлагает Фишер. — Вы что-нибудь говорили в полиции?

— Они спрашивали, но я повторяла, что сделала все, что могла. Больше нет сил.

— Сколько раз вы это повторяли?

— Снова и снова.

Фишер откладывает свою дорогущую ручку фирмы «Уотерман» и скрещивает руки на груди. На его лице любопытное смешение болезненного обаяния, уважении и смирения.

— Вы знаете, что делаете, — утвердительно говорит он.

Я смотрю на него поверх чашки кофе:

— Ответ вам не понравится.

Фишер откидывается на спинку кресла и улыбается. У него ямочки на щеках, по две с каждой стороны.

— До того как поступить на юридический, вы закончили театральный?

— Разумеется, — отвечаю я. — А вы разве нет?

Он хочет задать мне столько вопросов! Я вижу, как они рвутся наружу, словно солдатики, отчаянно пытающиеся ввязаться в бой. Разве можно его винить? Сейчас он видит, что я абсолютно адекватна, и понимает, какую игру я выбрала. Это равносильно тому, как если бы в соседнем дворе приземлился марсианин. Невозможно пройти мимо и не посмотреть, из какого же он теста.

— Как получилось, что ваш муж позвонил именно мне?

— Потому что присяжные вас любят. Люди вам верят. — После секундного колебания я открываю ему правду: — Я всегда терпеть не могла состязаться с вами на процессах.

Фишер принимает мое признание как должное.

— Нужно подготовиться к защите о признании невменяемости. Или о пребывании в состоянии аффекта.

В штате Мэн нет квалификации убийств, окончательное наказание за это преступление предусматривает от двадцати пяти лет до пожизненного. А это означает, что, если меня оправдают, я должна быть признана невиновной — это сложно доказать, учитывая, что весь процесс был снят на пленку; оправданной на основании невменяемости; или должно быть доказано, что преступление совершено в состоянии аффекта, чтобы в конечном итоге дело переквалифицировали на менее тяжкое обвинение — непредумышленное убийство. Удивительно, что в этом штате вполне законно можно убить человека, если он сам, так сказать, нарвался, а присяжные согласятся, что у подсудимого были веские причины находиться в состоянии аффекта. В нашем деле их предостаточно.

— Мой совет — отрицать и то, и другое, — говорит Фишер. — Если…

— Нет. Если будешь все отрицать, присяжным это покажется несерьезным. Поверьте мне. Такое впечатление, что даже вы не можете решить, почему я невиновна. — Минуту я раздумываю над своими словами. — Кроме того, убедить двенадцать присяжных в доведении до аффекта намного сложнее, чем заставить их признать, что прокурор, который прямо на глазах у судьи стреляет в человека, — невменяем. Признание состояния аффекта не означает окончательно выигранное дело — это лишь смягчение приговора. Если меня признают невменяемой — значит, оправдают полностью. — В моей голове начинает оформляться линия защиты. Я подаюсь вперед, готовая поделиться с адвокатом своими планами. — Нужно дождаться звонка Брауна насчет осмотра психиатра. Сначала можно сходить к этому психиатру, и уже на основании его заключения мы можем найти человека, который выступил бы в роли нашего эксперта-психиатра.

— Нина, — терпеливо говорит Фишер. — Вы моя клиентка. Я ваш адвокат. Поймите это прямо сейчас, или дальше дело не пойдет.

— Да бросьте, Фишер, я точно знаю, что делать.