Михаил Юдсон - Лестница на шкаф. Сказка для эмигрантов в трех частях

Вокруг такая пышная зелень подступала, эдакий юдохлорофил охватывал — в глазах ядовито! Как оно растет здесь, среди пустыни — Лазарь весть! Якобы к каждому корневищу подведена подземная трубка для полива. Хорошо, заботливо, а шо, орошение, да только, эх, голова пухнет — куда эти трубки тянутся, в какие выгребные провалы, из кого соки сосут — и думать не хочется.

В зарослях держидерева, в ветвистых кустах белела облупленная гипсовая фигурка легендарного юнца-Стража Миши Гордона-Когана, в тиаре, с коротким мечом — героя Резкого Подавления в первогоды, когда аразы, охуцпев, повстали и замыслили «погнуть колючку». Как известно, он, Гордон, сей славный Коган, не труся, закрыл собой амбразуру в заборе (это потом кругом бетоном обнесли), когда аразня выломала доску и рвалась вырваться. Пал. После его кончины остался юношеский дневник, блокнотик с надписью «Основы» — ошарашивший своим суровым видением мира, непреклонным максимализмом, страстной проповедью избранности, особой философской системой — так называемые Постулаты Зы. Чуть позже, отколов уголок Гордона, возник гордый образ — Коган-Основатель.

Гипсовый Миша грозно мечом указывал как раз на Будку — не медлите! Пошли к Будке. Ступать следовало с оглядкой. Кусачее все было, стелилось под ногами, ползучее. Ботва вон и та… хваткая… Желтые холокольчики, обвитые поржавелой колючкой-«егозой», позванивали без всякого ветра и повода. Еще водились в норках небольшие чешуйчатые шейлы, хвосты у них с костяными шипами — с ходу хлобыстнет и нырк! А ибо под ноги смотреть надо.

Вокруг Будки далеко тянулись заросшие чем-то нехорошим грядки, которые начкар Гедеон обозначал сочным словом «бахча». В идеале следовало выпалывать, да руки как-то не доходили. Тут же имелся выгон, опутанный колючей пленкой, — в землю были врыты неошкуренные бревна с приделанными к ним крюками, по-местному — вешалы, а на них в мешках сроду висели наказанные аразы, вялились на солнышке. Сегодня, правда, зрелища не наблюдалось — день, значит, вял. Жаль. А то идешь мимо, а из мешков раздается что-то вроде злобного ворчания — а то-то, будете знать. Мешки эти из вепряных шкур щетиной внутрь (пущай поежатся) начкар Гедеон шил собственноручно, называл «коконы» и утверждал искренне, что таким способом достигается выведение послушных, шелковых. Хуцпырить, в перспективе, вздумал?! Виси, сучара, неси кару, учи суры! Зубри вхруст, чтоб от клыков отскакивало! Долби дикдук, дундук! От звонка до позвонка! Сад начинается с вешал! Само это место на картах Сада именовалось корантин.

Вблизи становилось видно, какая Будка древняя, ветхая, сколько ракушек ее облепило, как изъедены зманом стенки из листового железа. Островерхая красная черепичная крыша местами соломенная, словно в Доме учения — для шику. На гнилом крылечке уже сидел, протирал штаны начкар Гедеон — вышел встречать, — расплывчатых очертаний мужчина, очень массивный. Корпулентная фигура! Каланча! Грабли, как лопаты. И пачка — ого-го! На коленях у него лежала фуражка с кокардой, он доставал оттуда небольшие темно-синие клубни и задумчиво их ел, выплевывая скользкую косточку. Увидев приближающихся Стражей, начкар заорал:

— Стоп-машина, кто гребет? A-а, служивые, матрозы… Притекли, обезображенные страхом…

Он напялил на себя фуражку и залихватски отдал честянку, как принято на галерах, — сорвал фуражку, хлопнул ее об землю — обернися бескозыркой! — и раскланялся. Экий с печки бряк! Ухарь ленточный! Явно набрался с утречка — принял грудничка, просолился, опять представляет себя на мостике: «Здра-авствуйте, господин Гедеон!» Хлебнул, уже, значит, ханыга, зачерпнул. Заложил за воротник, так сказать, за гюйс. Поставил себе за правило — успеть приложиться… Кстати, какой он там Гедеон! Это он однажды с бодуна ключ-«вездеход» от врат обронил и все ползал под светильниками, причитая: «Геде он?», ребята ржали до уссачки, так и приклеилось. Имя же ему было — Сруль.

Гедеон свистнул в бобок:

— Ну-ка, в Будку — на инструктаж!

Взошли, нечего делать, на крыльцо, с натугой отодрали, отдраили тяжеленную дверь, повалили внутрь. Вот он, в официальных бумагах «сучий куток» — по-простому Будка. Дом Гедеона — приидите и пойдем!

Каждый раз, попадая под своды Будки, Иль сравнивал себя с выкопанным снежачком в жестянке — душно, замкнуто, копошишься, дышать нечем, а окажись снаружи на Страже — о, ты лишь наживка для аразов… Всюду худо, глядь.

Гедеон же, наоборот, очутившись в привычной среде, оживился, захлопотал: