Борис Гайдук - Плохие слова

Когда есть точно стало нечего, они, не страдая от голода, обходились несколько дней без пищи. Лишь почувствовав в себе слабость и сердцебиение, она попросила есть, сказав, что иначе может умереть, не до конца подарив ему свой жар и свою нежность. Он нашарил в куртке двести сорок рублей с мелочью, и они решились на вылазку. Их томно перепутавшаяся одежда валялась по всей квартире. Надевая колготки, она не смогла вспомнить, зима сейчас или лето, и решила, что скорее всего — весна или лето, потому что на вешалке висела не дубленка, а джинсовая куртка. Он зажал деньги в кулаке, и они шагнули за порог.

Она прилепилась к нему, обхватив тело обеими руками, а он обнимал ее плечи. Она испуганно шарила под рубашкой, словно пытаясь туда спрятаться, а он прижимал ее к себе; и так они медленно шли, спотыкаясь друг о друга и вызывая недоуменные взгляды прохожих и сердитые сигналы водителей.

В продовольственном магазине они растерянно уставились на заполненные едой витрины, голод вдруг вылез из их животов и подпрыгнул ко рту.

— Чего возьмем? — спросил он, глотая слюну.

— Не важно, — прошептала она. — Но только так, чтобы не готовить. Я не хочу больше ничего варить или жарить. Я хочу только одного…

— Пельменей?

— Пожалуйста, нет. Чего-нибудь… совсем простого.

И тогда он решительно подозвал к себе неряшливую толстую продавщицу и сказал:

— Дайте нам, пожалуйста, четыре килограмма какой-нибудь колбасы и хлеба на все остальные деньги.

— На какие такие остальные деньги? — с подозрением спросила неряшливая толстая продавщица.

— Всего на двести сорок рублей. С мелочью.

Продавщица пробежала пальцами по калькулятору и объявила:

— Хлеба получается одиннадцать батонов. Берете?

Он в отчаянии посмотрел на нее, и тогда она пришла ему на помощь:

— Нет. Дайте нам восемь батонов, а на остальные деньги колбасы.

Продавщица плюхнула на весы два увесистых розовых цилиндра, подложила еще маленький кусочек и подала хлеб.

— На двести сорок ровно. Пакет нужен?

— Да, пожалуйста.

— Тогда получается как раз на двести сорок с мелочью.

И продавщица, пожевав губами, сложила еду в пакет.

И они, шарахаясь от машин, бережно понесли колбасу, хлеб и свои расплавленные сердца к дому, к забвению и неге, прочь с этой улицы и от всех этих людей.

Признайся, дорогой читатель, не криви душой, ты ведь теперь ждешь, что они умрут?

Ты опасаешься, что в последней строке они окажутся неизлечимо больны и вот-вот наступят их последние сутки?

Или, прожив в этой квартире все до единой свои прошлые и будущие жизни, они взялись за руки и бестелесно-бестрепетно-безвозвратно шагнули с балкона?

Или, на худой конец, опомнились их родные и близкие, вызвали милицию с вертолетами и пожарных с лестницами, вытащили их из-за тяжелых, плотно задернутых штор и распихали по лечебницам?

Нет, дорогой мой друг, все вышло иначе, хотя и не менее грустно.

Оба они были совершенно здоровы, не считая слабого искривления позвоночника у него, скрытой пока еще язвы желудка, подорванного школьными завтраками, у нее и, разумеется, общего на двоих физического и нервного истощения.

Не произошло и самоубийства, они были слишком молоды, слишком хороши и слишком любили именно эту, а не какую-нибудь другую жизнь.

Родные и близкие их также не нашли, хотя и искали целыми днями.

Случилось другое.

К тому времени, когда кончилась вся колбаса, а хлеба оставалось два с половиной батона, они, наконец, подарили друг другу, разделив точно пополам, весь жар и всю нежность. Выпили все сладкие соки и досуха исчерпали колодцы.

Пришел час — и последний оставшийся хлеб покрылся плесенью, и они не захотели больше видеть друг друга ни одной минуты, ни одной секунды и ни одной тысячной миллисекунды.

Тогда, приподнявшись на цыпочки, она широко распахнула тяжелые синие шторы с желтым арабским рисунком и увидела свежую солнечную осень, а он нервно курил на кухне третью подряд сигарету, прикидывая, успели его выпереть из института или еще не успели.

Она ловко надела колготки, юбку и, взглянув еще раз в окно, перебросила через плечо джинсовую куртку и щелкнула дверным ключом, а он ее не удерживал.

Они не виделись больше никогда в жизни.

Падая в любовь — расставайтесь с вашими любимыми.

Гоните их прочь. Дайте им на время уйти. Позвольте им стать немножко сволочами и дурами. Известно много способов продлить любовь.

Это самый простой. Есть и другие, более надежные.