Борис Гайдук - Плохие слова

— Стоп, — обрывает он Андрея. — В армии нет слова «невозможно», понял? Через неделю ты должен знать немецкий язык. И не просто знать, а свободно владеть. Иначе тебе лучше повеситься. Я обещаю.

— Урою, сука, — злобно шипит Ташматов. — Зубами съем!

— Надо напрячься, — сочувствует Березин.

Боже, какие настали трудные времена после увольнения в запас москвичей Сорокина и Груничева! При них была хоть какая-то защита. Приходилось, конечно, летать и делать все, что полагается, но такого беспредела не было. Теперь всем заправляют татары, из девяти дедушек их четверо, а Фаитов к тому же замкомвзода. И терпеть придется еще больше двух месяцев. Если, конечно, это вообще можно вытерпеть.

— Рустам, я постараюсь, но…

— Все. Свободен. И никаких «постараюсь». Или ты будешь знать немецкий, или я тебя реально прибью. Реально, понял? Кругом марш…

Последние слова произносятся вполголоса, почти небрежно. В этом особый сержантский шик: молодой боец и так услышит и все сделает, а напрягать горло командами заслуженному воину ГСВГ, ожидающему приказа об увольнении в запас, не к лицу.

Андрей прижимает к груди книжки, выходит из каптерки и делает несколько сомнамбулических шагов по коридору.

Немецкий язык.

Придется учить. Говорят, второй язык дается вдвое легче первого.

В голове все смешалось.

Андрей бредет в умывальник, садится на батарею и листает самоучитель. Самоучитель нашпигован непонятными чужими текстами. Строчки, как змеи.

Никаких шансов. Через неделю просто убьют.

Фаитов давно имеет зуб, вот, нашел повод придраться. Ну что за дурак? Зачем вылез утром с этими часами? Что теперь делать? Идти к командиру части, писать заяву? Если поднять большую бучу, рано или поздно переведут в другое место. Но где гарантия, что до этого его не успеют разметелить так, что для перевода будет выдан мешок с костями? И потом — здесь осталось всего два или два с половиной месяца мучений, а на новом месте многое придется начинать с нуля. И чем в бригаде — а если переведут, то скорее всего в бригаду — лучше? Такой же беспредел, даже хуже. С новичка вообще три шкуры спустят. Здесь хотя бы все знакомо.

Андрей опускает взгляд на первую страницу.

Вступление… вклад в мировую культуру… язык Шиллера и Гете, шли бы вы оба в баню… по-немецки говорят около ста миллионов человек… гады, фашисты проклятые… карты ГДР, ФРГ, Австрии и Швейцарии, чтоб вам всем вместе провалиться… алфавит, буквы знакомые, некоторые с точками наверху…

Глаза машинально отсеивают ненужное. Из глубин зашнурованного сознания проступает привычка учиться. Учиться быстро, за день до экзамена, запоминать с первого раза, недоученное восполнять бойким языком и общим образованием. Как любил говорить профессор Гозман, хороший студент не тот, кто учится, а тот, кто умеет пользоваться справочной литературой. А справочная литература — вот она. Пользуйся — не хочу.

Андрей открывает кран и пьет воду. У воды кислый металлический привкус. Прежде чем пить, нужно долго сливать.

Разрез головы в профиль с зубами и языком — отставить.

Прикоснитесь кончиком языка к нижним передним зубам… Так, прикоснулись, дальше…

В умывальник заходит ефрейтор Пищенко, чмошник на втором году.

— Ну что, учишься? Учись, студент.

Дать бы ему в морду! Но пока нельзя. Откуда только узнал, скотина?

Воду до конца не закрыл, капает, звенит…

Андрей затягивает кран. В бытовке было бы удобнее. Но бытовка рядом с входом. Дежурный по части или другой офицер, зашедший в расположение роты, может внезапно сунуть туда нос. И задать ненужные вопросы.

Апфель — яблоко, эпфель — яблоки.

Эссен — кушать, есть.

При образовании долгих немецких согласных губы сильно округляются и выдвигаются вперед, а кончик языка прикасается к нижним губам. В общем, с кончиком языка все ясно — постоянно прикасается к нижним зубам.

Андрей прикасается кончиком языка к нижним губам и произносит несколько общеизвестных немецких слов:

— Хенде хох! Цурюк! Нихт ферштейн!

Листаем дальше, за произношение тут оценку не снизят.

Ist das alles?

Ja, das ist alles.

Что ж, какое-то сходство с английским есть, это радует.

Скоро про Андрея знает вся рота.

В умывальник заходят любопытные. Некоторые пытаются подбодрить.

— Вот звери! — с оглядкой плюет на пол Тютчев. — Надо же так докопаться! Лучше уж сортир каждую ночь чистить!

Андрей неопределенно пожимает плечами. Чистить сортир тоже удовольствие сомнительное.