Арман Лану - Свидание в Брюгге

Взгляд Робера задержался на пепельнице, представлявшей собой антропофага, впившегося всеми своими прекрасными зубами в ляжку женщины, на ноге у которой еще болтался ботинок. Рядом валялся почти настоящий корсет со шнуровкой, какой носили в тысяча девятисотом году. Это было отвратительно и вместе с тем притягательно чувственной наивностью.

Они поднялись к морю. Поднялись, потому что улица шла вверх, к дюне, закованной в цемент, как почти везде по берегу Северного моря.

За время их отсутствия море сменило краски, серебро и олово уступили место меди и аспиду, но оно по-прежнему бурлило. Северное море, которое однажды привело к этим берегам странного человека с доверчивыми, как у ребенка, глазами, бледного и хрупкого, очень корректного, по-английски вежливого и сдержанного, — истый англичанин, — это море на протяжение всей жизни пришельца одаривало его сокровищами, которые оно добывало во время своих мрачных игр с полоненными кораблями.

Машина вызывающе алела на фоне толстухи Матильды.

— Слушай, — промолвил Оливье. — Ты спрашивал меня утром, о чем думают наши больные. Что происходит у них в голове. Так вот, у многих из них в голове то же самое, что мы с тобой сейчас видели. Врачи не знают этого. А может, им просто на все наплевать. И только художники знают истину… или, вернее, — догадываются о ней. — Оливье вздохнул. — Медицина еще только примеряется к мозгу человека.

— И четкая граница между теми, кто в больнице, и теми, кто на улице, не установлена.

— Да, четкой границы нет. Есть шлюзы.

Такие, как Счастливая звезда, например.

Вот и последняя ступенька: они дома, слышно было, как урчит кухня: шли приготовления к ужину.

— Как глупо, что Жюльетта не поехала с нами! Придется сделать ей небольшое внушение. И пусть не вздумает кривиться: общество барышень из Доброго пастыря ей обеспечено.

Они прошли в коридор и удивились, что там так тихо.

— Чертовы куклы, — прорычал Оливье. — Несчастные кандидатки в экс-супруги! Чего только им не взбредет на ум!

Вдруг они увидели, что дверь в комнату не заперта. Оливье умолк. Робер стал белый как полотно, его мертвая рука коснулась руки друга. Игра разом прекратилась.

Вошли в комнату, где сегодня спал Робер. Кровати заправлены, на постели Домино спит ее мишка.

— Она сбежала и забрала девочку с собой.

— Погоди, погоди.

Осмотреть квартиру было делом одной минуты. Никого.

— Нет, не может быть, — прошептал Робер.

Не только могло быть, но и естественным образом вытекало из всей логики поведения Жюльетты. В глубине души Робер готовился к этому бегству, он предчувствовал, что эта поездка ускорит ту работу, которая подспудно шла в молодой женщине. Однако рассудок не желал прислушаться к тайному голосу.

И снова рассудок потерпел фиаско. Обычно интуиция и разум находились у Робера в равновесии. Иногда разум брал верх над интуицией. В чем Робер потом жестоко раскаивался. «Ты весь скроен по Аристотелю», — говаривал Оливье.

У Робера вдруг сжалось сердце, горло сдавил спазм. Он обожал Домино и любил свою жену, хотя они совершенно не понимали друг друга.

И вдруг он услышал заливистое ржание Оливье, — тот, оказывается, обнаружил у себя на столе Историю О.: из книги высовывался краешек записки. Она гласила:

«Прошу Вас, Оливье, хоть Вы и преотвратительнейший тип, скажите Роберу: когда он разделается со своими сомнительными делами, в которые, впрочем, Вы его втянули, пусть зайдет за нами в Счастливую звезду: мне понадобились сигареты».

Робер опустился на стул и подождал, пока не утихло сердцебиение. Он здорово перенервничал.

— Пожалуй, ей придется там задержаться, — сказал Оливье. — Я получил сегодня телеграмму от Лидии, надо подъехать за ней в Брюгге. Но, если хочешь, я сперва заброшу тебя в Счастливую звезду.

— Нет, нет. Я поеду с тобой в Брюгге.

Его охватило недоброе чувство: он мстил Жюльетте за тот страх, который она заставила его пережить.

Друзья решили воспользоваться «арондой»: она была вместительней.

— Хочешь сесть за руль? — спросил Робер.

Машина рванула и помчалась: Оливье привык к ритму соревнований. Они смерчем пронеслись мимо «вестминстерской» часовенки, — под аркой Оливье только чуть притормозил, — и влетели в аллею, которая вела к решетчатым воротам. Расстояния оказались настолько незначительными, что через секунду они уже стояли у ворот. Оливье четырежды нажал на сигнал, который прозвучал властно и нетерпеливо. Из будки, как чертик из коробки, выскочил привратник при фуражке и форменной куртке. Он подошел к ним и, осклабившись, произнес приветствие. Открыл ворота. Машина медленно проехала мимо него; на всякий случай он заглянул внутрь, — бдительный страж!