Арман Лану - Свидание в Брюгге

— О нет, Брюгге есть Брюгге, ты же знаешь.

Она распространяла вокруг себя изысканный, парижский, очень женский и очень дорогостоящий запах.

— Бррр, ну и холод, скажу я вам! В этой машине, конечно, есть отопление? А у тебя когда-нибудь будет нормальная машина, Оливье? Посмотри на Робера, у него — «аронда», как у всех нормальных людей! — Она постепенно входила во вкус — Ах, Робер, Робер, если б вы знали, до чего хочется, чтобы у тебя был муж такой же, как у всех! Как у всех!

«Аронда» набирала скорость, мимо то и дело проносились неуклюжие местные автомобили: бельгийцы направлялись кто к морю, кто на свои дачи, чтобы провести там рождественские праздники.

«Аронда» брала сто двадцать без особых усилий. Вот и Счастливая звезда, машина мягко стала между двумя огромными «сомюа»; на носу этих каравелл нашего века сидел современный идол — богиня Веедоля, Западная Венера, ширпотребная сирена.

Кафе ломилось от посетителей, как и накануне. Был тут шоферский люд; несколько брюжцев; крестьяне из Марьякерке, празднично одетые и чувствующие себя несвободно в городских нарядах не по мерке, — их сразу узнаешь по этой скованности, характерной для провинциалов, будь они из Лотарингии или Анжуя, Оверна или Фландрии, Люксембурга или Прирейнской области; были тут и рыбаки, матросы, служащие каналов, опоясывающих город-лагуну; и, конечно, фламандский забивал французскую речь, Молодые люди играли в «вогелпик»: круглую мишень сплошь утыкали стрелы. Жюльетта и Домино, прижавшись друг к дружке, ждали в уголку возле уткнувшейся в потолок елки, на которой Раймон прилаживал электрические лампочки среди золотых нитей канители. Как только они вошли, Домино, подпрыгнув от радости, бросилась к ним в объятия.

В глубине мерцал экран телевизора, на котором показывали пока только сетку.

Жюльетта и Лидия расцеловались, обрадовавшись, что могут теперь сплоченно противостоять вражеской силе, которую являли собой их мужья. Домино тем временем подошла к елке и вступила в разговор с хозяином. Она советовала ему, как лучше убрать елку; Фернан давился от смеха, слушая ее лепет.

— Мосье, а как ти будесь делать снег?

Фернан взял немножко ваты и, отрывая от нее по клочку, стал бросать «хлопья» на девочку. Домино заливисто смеялась.

Оставив девочку, Фернан направился к клиентам. Темно-зеленый свитер с поперечным рисунком — стилизованные олени — плотно облегал его могучий торс первобытного человека. За сотни километров отсюда перед камерой стояла певичка, которую оператор показывал крупным планом.

— Шлюха! — бросил Оливье и кивнул Фернану на кружку с темным пивом, которую держала Жюльетта; Фернан отрицательно покачал головой.

— Что ж, тем хуже, давайте шотландского.

— Ну, нет, — запротестовала Лидия, — сами пейте эту мерзость. Мосье, мне, пожалуйста, кофе.

Взгляд Робера неожиданно упал на человека, сидящего в углу неподалеку от них с кружкой темного пива, тот неотрывно смотрел на играющих в «вогелпик». Робер узнал в нем Меганка, больного, которому Эгпарс назначил свидание на второе января.

— Здесь их человека три-четыре, — сказал Оливье. — Но дальше первого этапа они еще не успели пойти.

На экране Катрин Ланже объявила вечернюю программу передач, у нее была приятная улыбка молодой женщины, которая умеет быть и сдержанной и находчивой. Патрон выключил телевизор, бросил жетон в музыкальный ящик, — «ча-ча-ча» не заставила себя ждать, — и вернулся за стойку.

— Что мне особенно здесь симпатично, — сказал Оливье, — так это атмосфера дружбы, атмосфера времен Сопротивления. Фернан — бывалый солдат, мы встречались с ним под Тулузой. И я помню его еще не таким толстым. Бельгия сослужила ему плохую службу. Он тут совсем жиром оброс!

Стоял невообразимый галдеж, им приходилось напрягать слух, чтобы расслышать друг друга.

— А начал он свою военную карьеру в Испании, Фернан доставлял республиканцам оружие. Он вез его через Пиренеи, начиная с Фигераса их уже бомбили. Противник почти всегда заранее знал их маршрут.

— Плата за страх, — вздохнул Робер, — все это уже было до Жоржа Арно. Если разобраться, все мы тащим на себе груз воспоминаний о войне, и расстаться с этой ношей мы не в силах.

— Да, за мной тащится маки! У Фернана то же самое.

— Ну нет, дорогой, — возразил Фернан, оседлав стул и ухватившись руками за спинку. — Что маки! Машина — это да, ее мне жаль. В один прекрасный день возьму и вернусь опять на дорогу. Прикрою к чертовой матери это заведение и сяду за баранку. Сил моих больше нет тут торчать.