Ирвин Шоу - Две недели в другом городе

– Дай ей Бог счастья в нью-йоркском театре, – сказала Карлотта.

Допив виски, она опустила бокал на пол; собака подошла к нему и обнюхала.

– Как долго, по-твоему, – сказала Карлотта, потянувшись и закинув руки за голову, – продлится ваш брак?

– Два дня, – ответил Джек.

– Когда ты это решил?

– Этим вечером.

– Почему?

– Ты сама знаешь.

Она поднялась, подошла к Джеку и встала перед ним, легонько коснулась рукой его плеча; ее большие живые зеленые глаза горели на фоне маски из грима.

– Знаешь, я приехала сюда не только ради того, чтобы выпить, – сказала она.

– Знаю. Сейчас я отвезу тебя домой.

Она отступила на шаг назад; нахмурившись, посмотрела на Джека, пытаясь понять его.

– Что ты за человек? – произнесла она.

– Послушай меня, – сказал он. – Сейчас я отвезу тебя домой, а завтра слетаю в Нью-Йорк и сообщу моей жене о том, что я влюбился и хочу немедленно развестись с ней, чтобы жениться на тебе.

Карлотта, обхватив голову Джека своими ладонями, заглянула ему в глаза, словно пытаясь понять, шутит он или говорит серьезно.

Я – бедная, простодушная, испорченная маленькая девочка, которая очень рано оказалась в Голливуде, Джек, – лукаво улыбаясь, сказала она. – Я просто теряюсь перед таким благородством и чистотой…

Он нежно поцеловал ее, как бы скрепляя печатью свои слова.

– А я? Чем мне заняться в твое отсутствие?

– Прогони прочь от своего дома всех владельцев «кадиллаков», – ответил Джек. – Раз и навсегда.

Карлотта сделала шаг назад, неуверенно коснулась пальцами своих губ.

– Что ж, – сказала она. – это будет по-честному.

Когда они садились с Бастером в машину, человек в подтяжках все еще поливал лужайку. Он посмотрел на них через улицу; Джеку показалось, что мужчина удивлен тем, как скоро они вернулись.

– Скажи мне, сколько раз ты был женат?

– Три раза.

– О, Господи.

– Вот именно. О, Господи.

– Это нормально для Америки?

– Не совсем.

– Ты безжалостен, – сказала Джулия.

Она стояла на середине комнаты с искаженным ненавистью лицом. Они жили на Двенадцатой Западной улице в старом доме с высокими потолками и облезлыми стенами. После его отъезда Джулия повесила новые кричащие оранжевые шторы и купила уродливую мебель с трубчатыми ножками. В детской надрывался малыш, но на него никто не обращал внимания.

– Ты твердишь о том, что хочешь прожить жизнь честно, громко сказала она. – Не обманывай себя. Честность тут ни при чем. Просто ты тщеславен и бессердечен. Чтобы добиться своего, ты готов перешагнуть через кого угодно. Через жену. Через ребенка. Любой другой на твоем месте тихонько развлекся бы в Голливуде с этой старой шлюхой, а потом вернулся бы домой к жене. Тебе же понадобилось предупредить меня заранее. Господи, что ты за человек? Новоявленный сэр Галахад.

Ее голос звучал резко и саркастично, но даже у себя дома, отстаивая то, что она считала своими законными супружескими правами, она говорила, как бездарная актриса в плохой пьесе, старающаяся казаться резкой и саркастичной. В этот момент он не мог представить себе, что когда-то был уверен в своей любви к Джулии, находил ее красивой, что когда-то они лежали в одной постели, охваченные нежностью и желанием.

– Не стоит говорить об этом, – сказал он, стараясь придать своему голосу мягкое, успокаивающее звучание. – Я не могу поступить иначе. Я буду содержать тебя и ребенка…

Не нужны нам твои деньги, – сказала она и заплакала. Ее фальшивые всхлипывания, с легкостью брызнувшие слезы вызывали у Джека не жалость, а раздражение.

– Я не дам тебе развода, – произнесла она сквозь всхлипывания. – Я останусь здесь, буду заниматься ребенком и ждать, когда ты образумишься и приедешь назад. Мне гоже надо побыть одной. Без тебя никто не будет лишать меня веры в себя, смеяться надо мной, говорить мне о моей бездарности, о том, что я ничего не добьюсь на сцене. Когда ты вернешься, я буду одной из самых известных театральных актрис, мне будут предлагать лучшие женские роли на Бродвее… Когда ты вернешься, и смогу содержать тебя.

Джек вздохнул. Он не собирался возвращаться сюда. Она была упорна и энергична, как Карлотта, но сочетание этих качеств с талантом делало Карлотту неотразимой, в то время как честолюбие, работоспособность, самоуверенность Джулии подчеркивали ее глупость.

– Джулия, – сказал он, не в силах удержаться от предостережения, – если у тебя есть разум, ты оставишь сцену. Сделай это как можно скорей, найди порядочного человека и посвяти себя обязанностям жены и матери.