Ирвин Шоу - Две недели в другом городе

Ее манера говорить отличалась своеобразием. Она выросла в Техасе, в семье бурового мастера, у которого было семеро детей; отец Карлотты постоянно переезжал со своими домочадцами, словно цыган, с места на место в пределах штата, но в ее речи не было даже следов техасского акцента. Она два года, не жалея сил, занималась с учителем дикции, и теперь говорила, как выпускница лучшей английской школы; она сознательно не употребляла некоторые разговорные обороты, подхваченные уже здесь. У нее был низкий голос, который она умело использовала; многие мужчины, знавшие Карлотту, испытывали в ее присутствии смущение, неловкость, потому что она была способна в любой момент высмеять глупость или претенциозность. На съемочной площадке она была собранной, понятливой, самолюбивой, жестко отстаивающей свои интересы, уверенной в своем таланте, беспощадной к пытавшимся провести ее. Делани сразу сказал Джеку: «Я постараюсь защитить тебя от нее, но ты и сам не зевай. Если на мгновение расслабишься, она тотчас задавит тебя в кадре».

В ее теле, вызывавшем всеобщее восхищение, казавшемся нежным и девичьим, таилась сила атлета; Карлотта не жалела времени на занятия спортом, она следила за своим питанием, как чемпион по боксу в тяжелом весе, готовящийся к соревнованиям. Карлотте исполнилось двадцать шесть, но она могла выглядеть на восемнадцать, когда ей это было надо. Она много читала, правда, без всякой системы; наверно, Карлотта стремилась возместить недостаточность образования, которое получила дочь постоянно переезжающего с места на место буровика, и ее мозг был хранилищем всевозможных сведений и цитат из самых неожиданных источников. Всецело поглощенная своей карьерой, она не выходила замуж.

Все это Джек узнал о ней за последние несколько недель. Сначала он восхищался Карлоттой, потом желал ее и, наконец, влюбился. Но до сих пор не признавался ей в своих чувствах.

Забравшись по серпантину на вершину холма, Джек остановил машину возле большого белого дома. Собака заскулила, спеша выбраться наружу.

– О, Господи, – сказала Карлотта.

– Что случилось?

Карлотта указала на «кадиллак», припаркованный у входной двери.

Ко мне пожаловал гость, – сказала она. – Тебе нельзя заходить.

– Почему? – спросил Джек.

– Гость будет ревновать.

– Кто он?

Джек уставился на автомобиль. Он был новым, огромным, дорогим, но в Голливуде это ничего не значило. Его водитель мог наскрести тысячу долларов на первый взнос, надеясь разбогатеть в будущем. Сам Джек ездил на подержанном «форде» с откидным верхом.

– Кто он? – повторила Карлотта. – Неужели ты не знаешь?

– Нет.

– Ты меня разыгрываешь?

– Я обязан знать?

Карлотта рассмеялась; потянувшись к Джеку, она поцеловала его в лоб, как ребенка.

– Это за твою, – пояснила она, – беспрецедентную для Голливуда неосведомленность.

Она назвала ему фамилию владельца «кадиллака». Это был Катцер, хозяин студии, человек, придумавший Джеку псевдоним.

– Я полагала, это всем известно, – небрежно сказала она. – Это началось еще за два дня до потопа.

– Он тебе нравится?

– Перестань скулить, Бастер, – обратилась она к собаке. Катцер, разменявший пятый десяток, был женат и имел двоих детей. У него была лысина и маленькое брюшко; Катцер, как и любой другой человек его положения, внушал страх сотрудникам студии и служил для них объектом насмешек. Джек ни разу не слышал, чтобы кто-то заявил о своей симпатии к Катцеру.

– Скажем так, – произнесла Карлотта, – сегодня он мне не нравится.

– Передай ему от меня привет, – упавшим голосом сказал Джек. – Спокойной ночи.

Карлотта приоткрыла дверь машины, потом решительно захлопнула ее.

– Я не хочу сейчас с тобой расставаться, – сказала она. – Я хочу еще выпить.

– Я уверен, там найдется бутылка, – заметил Джек, указывая на дом.

– Я хочу выпить с тобой, – сказала Карлотта. – Только с тобой. И не будь ты таким надутым. Успокойся, Бастер, не шуми.

Она прильнула к плечу Джека.

– Ты знаешь, как отсюда доехать до твоего дома, Джек? спросила она.

Джек бросил взгляд на таинственное, темное здание с зашторенными окнами и дорогим сверкающим лимузином у подъезда. Затем он завел мотор «форда», быстро развернулся и поехал вниз по извилистой горной дороге.

Джек снимал квартиру в доме, расположенном в другой части Беверли-Хилз, ниже уровня канатной дороги. Здание имело форму каре, войти в подъезд можно было через арку и густой сад, разбитый во дворе и рассеченный надвое гравийной дорожкой.