Ирвин Шоу - Две недели в другом городе

Мистер Холт, – – произнес Тачино, схватив американца за предплечье, – я вами восхищаюсь. Вы – джентльмен. У вас есть скважины с нефтью. Вы можете ждать. У меня нет скважин с нефтью, мистер Холт, мне надо торопиться.

Дверь палаты, где лежал Делани, открылась, и в коридор вышел врач. Вид у него был бодрый, равнодушный.

Мистер… Эндрус, – прошептал он.

Да? – сказал Джек.

Он хочет поговорить с вами, – сообщил доктор. – Только две минуты. Не более. Постарайтесь, пожалуйста, не волновать его.

Джек вопросительно оглядел находившихся возле него мужчин.

– Что-нибудь передать ему? – обратился он к ним. Все молчали. Затем Холт произнес:

Скажите Делани, пусть ни о чем не тревожится. Джек шагнул в палату и закрыл за собой дверь.

Лишь одна неяркая лампа, стоящая сбоку от кровати, освещала комнату. В углу палаты сидела медсестра. В полутьме Джек не мог разглядеть выражение лица Делани или цвет его кожи. Накрытое одеялами тело Делани казалось детским, хрупким; дыхание его было тяжелым, неровным. Он словно уменьшился в размерах. Морис здорово похудел за один день. К щеке Делани были приклеены пластырем трубки, которые заходили в его ноздри; по ним поступал кислород. Когда Джек остановился возле кровати, Делани поприветствовал его, еле заметно пошевелив пальцами. Джека охватило желание взять Делани на руки, покачать друга, утешить, попросить у него прощения.

– Сэм Холт стоит в коридоре, – сказал Джек. – Он просит тебя ни о чем не тревожиться.

Делани попытался засмеяться.

– Джек, – прошептал режиссер, – две вещи. Первое – не подпускай Тачино к фильму.

– Не беспокойся о фильме, – сказал Джек.

– Он мечтает добраться до него, – вымолвил Делани. – Надо доснять финал. Ну, в привокзальном баре. Это – самый важный эпизод в картине. Тачино превратит его в сцену из «Аиды». Не разрешай ему делать это.

– Я приложу все мои силы, чтобы этого не произошло, – пообещал Джек; его охватили чувство собственного бессилия и жалость к Делани, который даже сейчас, дыша кислородом и с трудом выговаривая слова, прежде всего думал о работе. И какой работе! Джек помнил сцену в баре. Делани был прав, назвав этот эпизод важнейшим в фильме, но сама картина ничего из себя не представляла. Джеку казалось печальным, даже нелепым то, что человек, находящийся между жизнью и смертью, думает о чем-то столь несущественном, как несколько десятков метров целлулоида. Боже, я вступаю в Твое царство. Но прежде я должен дать некоторые указания актерам.

– Если я сыграю в ящик, – сказал Делани, – мне бы не хотелось, чтобы этот итальянец загубил мою последнюю работу.

– Ты не сыграешь в ящик, – сказал Джек.

Делани медленно повернул голову вбок и посмотрел на Джека в упор.

– Мне не страшно, – прошептал он. – Не знаю, почему – то ли потому, что я – сильный человек, то ли потому, что я – идиот, а может быть, я верю в то, что сумею выкарабкаться. Признаюсь, Джек, – до одиннадцати часов утра я чертовски боялся смерти. А теперь страх совсем исчез.

Из угла полутемной палаты донесся шорох.

– Scusi, сестра, – сказал Делани. – Я совсем не слежу за языком.

– Синьор, – сухо обратилась женщина к Джеку, – вы утомляете пациента.

– Еще одну минуту, сестра, – прошептал Делани, – одну минуту, пожалуйста. Это мой лучший друг. Еще с молодости.

– Только одну, и все, – донесся из темноты строгий голос.

– Слушай, Джек, только слушай, – экономя время, быстро заговорил Делани. – Ты должен сделать это вместо меня. Возьми дело в свои руки. Закончи картину. Джек, ты меня слушаешь?

– Да, слушаю, – отозвался Джек.

– Черт возьми, – торопливо произнес Делани, – ты справишься. Ты же знаком с этой кухней. Много часов провел на съемочной площадке. Если бы ты захотел, ты бы стал лучшим режиссером, чем девяносто процентов нынешних знаменитостей. В любом случае ты не сработаешь хуже Тачино. Снимай разные ракурсы. Не спеши. Пусть они кричат. Не торопись при монтаже и дублировании. Я не хочу, чтобы Тачино получил копию фильма прежде, чем я выйду из этой проклятой больницы. Scusi, сестра. Если Тачино поднимет крик, попроси Холта заткнуть ему глотку. Холт на моей стороне. И он силен. Он способен при желании скрутить Тачино,в бараний рог. Итальянец это знает. Доктор уверяет, что через шесть недель меня выпустят отсюда, и я все закончу сам…

Шесть недель, – невольно вырвалось у Джека.

– Что ты сказал, Джек? Ничего.

Пригласи этого парня… забыл, как его зовут… в школе верховой езды… Брезач.