Григорий Кирилюк: Бывальщина пограничника Гривы

Случилось так, как говорил Ефим Нестерович.

Душа мальчишки не лежала к уполовникам. Особенно взбунтовалась она в то памятное утро.

А произошло вот что.

За завтраком Оранин запихал себе в глотку грудку рафинада и, аппетитно почмокивая, допивал четвертую чашку чаю. Косо глянув на опустошенный бачок, он тяжеловато вздохнул и отпустил пояс на две дырочки.

— Напился, браток Грива, аж живот взопрел. Последний раз! — сказал Оранин. — Обедать будем уже на заставе. — И, изображая из себя весьма озабоченного службой, добавил: — На боевое дело идем, браток…

И хотя сибиряка брали на границу вместе с выпускниками учебного подразделения (теперь уже младшими командирами) не для исполнения боевых заданий, а всего лишь на должность писаря–каптенармуса, вся его большая фигура излучала гордость и значимость.

Покидая столовую, Оранин высокомерно кинул:

— Значця, так, браток Грива, бывай. Крути уполовником в казане. Гуще насыпай, в добавке не отказывай…

Это уж было слишком.

Слова Оранина, как кипятком, ошпарили Гриву.

Втайне Грива мечтал, что и для него, как и для курсантов, заканчивается строк обучения на кухне. Ведь прошел целый год. Гордей надеялся, что сам Хмара напомнит об этом своему воспитаннику. Но Ефим Нестерович промолчав. «Ясно, — сделал вывод Грива, — Хмара не хочет меня отпускать. — Потом подумал и хлопнул себе по лбу. — А если я самовольно пойду с младшими командирами на настоящую границу, а? Это вам не в Аршаву, а на свою заставу, на кордон?!»

Грива сяк–так сложил пустые бачки и миски в посудомойку и втихаря выскользнул из кухни. Захватил свой вещевой мешок, карабин з надлежащим боезапасом. Под зелёный картуз подмостил смятую газету, чтобы быть выше ростом и не очень портить «ранжир». Шинельная скрутка и лямка противогаза совсем закрывали петлицы. Если бы на них и были какие–то знаки отличия, то все равно их трудно было бы заметить.

Может, рискованный замысел Гордея Гривы и реализовался бы. Увидел бы он и пограничную реку Збруч, полосатые столбы: красно–зеленый с гербом СССР и серо–черный чугунный на западном берегу реки. Если бы не этот сибирский кедр, имеющий человеческую фамилию Оранин. Запыхавшийся и вспотевший, позже всех встал он в строй. С разгона Оранин, как вол копытом, наступил своим сапожищем на ногу Гриве. Ойкнув Гордей, присел. А у Оранина от безграничного удивления рот раззявил.

— Гр–р–р-ива?! И ты на гра–ни–цу?!! — на всю казарму воскликнул он.

Грива в сердцах рубцом подошвы «резанул» кедра по сухожилию под коленями и прошипел:

— Тс–с–с, лапоть–балетка…

Но было уже поздно.

К строю приближался начальник школы. Он заметил Гриву, подозвал старшину и велел еще раз проверить по списку выстроившихся для марша пограничников. Фамилии Гордея Гривы, естественно, в списке не было. Тогда Грива смело и четко отчеканил три шага от строя, остановился перед начальником школы и жалобным голосом спросил:

— Значит, не возьмете меня на поиски шпионов, товарищ начальник?

— Нет, — твердо ответил начальник.

— Даже к лошадям на заставу?..

— Даже.

— И кашу варить не возьмете?

— Нет.

Грива закачался на месте, еще раз кинул умоляющий взгляд на начальника, потом перевел глаза на старшину. И старшина сказал:

— Курсант Грива будет…

Начальник школы поправил:

— Воспитанник Грива еще не курсант…

— Я так и хотел сказать, товарищ начальник. Но с него может получиться способный курсант. — И, повернувшись к Гордею, спросил: — Верно?

— Так точно, товарищ старшина!

— Тогда снимите скрутку шинели, противогаз, поставьте карабин в пирамиду, — властным, но спокойным голосом приказав начальник школы. — Старшина покажет вам, где стоит швабра и ведро…

— С этого начинается обучение в школе?

— Да, — коротко кивнул начальник.

Сложив свое боевое снаряжение, Грива подошел к старшине. Попросив разрешения у начальника, старшина повернулся кругом, за ним — Гордей. Возле каморки с немудренным хозяйственным инвентарем старшина сказал:

— Я вам выдам суконку, Грива, ясно?

— Да, — подражая начальнику школы, ответил Гордей.

— Вы ее намочите керосином, вытрете пирамиды, тумбочки, койки. Ясно?

— Да.

— Шваброю же легонько снимете паутину на потолке, по углам, за печками. Ясно?

— Да.

— И вообще, чтобы к моему возвращению казарма блестела, как парикмахерская. Ясно, Грива?

— И тогда я смогу быть?..