Григорий Кирилюк - Бывальщина пограничника Гривы

— Да, неньо.

— Наверное, сын начальника заставы лучше тебя учится?

— Да… мы, если захотим, — говорит наш учитель Лаврин Тимофеевич, — как возьмемся, як по–же–ла–ем, как при–на–жмем…

— Знаю, знаю. Зразу станете отличниками.

— Ну да, неньо.

— Вот и хорошо… Принажмите. А сейчас собирайся–ка, Данилко, к Юрику и передай его отцу вот это письмо.

Данилко аж рот раскрыл от удивления. Он, наверное, хотел что–то спросить, но тут в хату зашла мать. Она внесла дойницу и начала процеживать еще теплое пенное молоко. Онуфрий взял пустое ведро, моргнул Данилке, и они разом вышли из хаты. Данилко взял письмо и стремительно побежал к Юрику на заставу, а Онуфрий подошел к ручейку. Сел над водой и задумался. «В селе не осталось кулаков, осадчих [4] Осадчий — польский колонист на западноукраинских и западнобелорусских землях во времена буржуазно–помещичьей Польши. , помещиков. Кто же тогда подбросил письмо? — терялся в догадках. — Значит, притаился где–то враг, думает помешать новой жизни. Может, ходит к одному ручью по воду, вежливо здоровается, а на самом деле иуда иудой».

Долгими и тревожными стали для кассира ночи. Не спал он и в ту ночь, когда возле его хаты караулили пограничники.

Где–то за полночь слегка зашуршало во дворе, а затем послышался осторожный стук в окно.

— Кто это? — спросил Онуфрий.

— Солдаты с заставы. Впускай, а то чисто вымокли…

«Чисто? — повторил кассир. — Но так солдаты с заставы не говорят? Впрочем, они уже знают некоторые слова местного говорка…» Как–то командир отделения Гордей Грива приходил к Онуфрию по пилу и начал разговаривать с Данилкой так «по–местному», вроде он тут народился. С тех пор мальчишка сдружился з пограничниками. А когда пошел в один класс з Юриком, дня не проходило, чтобы он не бегал на заставу и не надоедал Гриве вопросами: «А схватили ли вы шпиона? А какой он? Правда, что все шпионы в зубах носят нож, на лице черные маски, а на ногах конские или бычьи копыта!? А правда ли, что у каждого шпиона, вместо живого глаза, вставлен фотоаппарат, а в пуговицах полно яда?..»

— Да кто же там стучит? Как зовут? — поинтересовался кассир.

— Вроде бы ты, Онуфрий, всех пограничников на заставе знаешь? — сердито ответили с улицы. — Открывай, увидишь, а то мы вовсе вымокли и замерзли…

«А может и правда свои?» — засомневался Онуфрий и взялся за спички. Засветилась желтим огоньком лампа. Проснулся от галдежа Данилко, подняла голову мать. Звякнула в сенях щеколда. Заскрипел засов.

Пограничники затаили дыхание.

А дождик шумит.

— В гражданской одежде, а называют себя солдатами, — шепчет на ухо командиру Варич. — Устроим им темную, а?

Грива кивнул головой.

В эту минуту один солдат–самозванец вошел в хату. Второй остался под окном. Он тихонько прогуливался от порога до плетня.

— Пора! — приказал Грива Варичу.

Варич снял вымокшую шинель, притаился за стволом толстой яблони. И когда неизвестный повернулся к нему спиной, упал ему на голову. Солдат–самозванец не успел и пикнуть, как был обезоружен и лежал ничком с запханным в рот рукавом.

Грива кошкой прокрался в сени, притаился за приоткрытыми входными дверями.

— Ты кого хотел обмануть? — гадюкой шипел незнакомец просто в лицо кассиру. — А это видел? — поднял немецкий пистолет кольт. — Ты подбросил совсем другие ключи под кладку и думал, что я сейчас же побегу в кассу? Думал, что меня там сцапают?!

Жена Онуфрия заголосила, умоляя не убивать мужа. Данилко дрожал, как осиновый лист. Его глаза с надеждой посмотрели на двери и заметили Гриву. Гордей показал мальчишке на лампу — мол, погаси. И когда бандит отступал к порогу, наводя пистолет на его отца, Данилко закричал со всех сил, схватил лампу и бросил ее на врага. Зазвенело стекло, вспыхнуло пламя. Но выстрел не прозвучал. Нападавший лежав на полу с перебитой рукой, а на нем сидел командир отделения Грива.

Задержанный барахтался, как стреноженный откормленный конь.

— Онуфрий, сядьте на ноги бандюге, а то выскочит! — крикнул Гордей.

Кухта упал на врага, восклицая:

— А сяду гадюке, сяду!

Вскорости бандит лежал связанный. В хате воняло керосином, дымом, чужим потом. Данилко широко раскрыл окно, впуская свежий терпкий воздух.

В свежее июльское утро на заставе получили тревожное донесение.