Юрий Мейгеш - Жизнь — минуты, годы...

— Попортили человеку нервы, поковырялись в чужой душе…

— Ты только теперь это поняла?

— Я не решалась перечить… не то чтобы трусила, а просто не привыкла…

— Подожди, я на минутку в магазин.

— Душно, впору бы и на пляж.

— Знаешь, я сидела и думала: станет ли когда-нибудь человек иным. Ведь, казалось бы, довольны всем… И действительно, Семен Иосифович заботится о каждом, чтоб и ветром холодным не прохватило.

— Да, но зато он и работу требует.

— А ты как бы хотела?

— Кажется, наш Волох вполне прав.

— В чем?

— Людям не свойственно состояние покоя.

Кирилл Михайлович и Иван Иванович пошли по улице Ивана Франко, они жили в многоквартирном доме возле мясокомбината, в районе, который в обиходе называли цыганским.

— Врачу, вероятно, тоже не очень нравится лезть со скальпелем в чужое тело, в чужую жизнь… — не очень уверенно сказал Иван Иванович.

— Бросьте, Иван Иванович, это не скальпель.

— Все же инструмент, хотя далеко не стерильный.

— А знаете, что я скажу: давайте не будем закрывать глаза… конечно, возможно, что это и неверно с одной стороны, но в конце концов на это тоже нельзя закрывать глаза: со времени существования мира встречаются люди, которые всегда что-то делают не так, как все. И таких много. Значит, в конструкции человека что-то не отвечает чему-то, какая-то линия проведена не туда.

В голосе Кирилла Михайловича теперь не прослушивались нотки обычной категоричности и откровенного цинизма. Он скорее сверял свою мысль, как это обычно делает товарищ перед товарищем, и Иван Иванович с обидой на себя подумал: «Дурень я».

— Получается, что надо все ломать, — улыбнулся он своему собеседнику.

— Очевидно, ломать. Но не все, разумеется.

— Горячи вы больно… Молодые мечтатели. Выходит, что и дома эти надо ломать и строить их заново, в другом стиле, с другими удобствами.

— Я не о домах говорю, Иван Иванович.

— Вас послушать, так вы говорите обо всем, Кирилл Михайлович… А жизнь, как бы вы ее ни высмеивали, имеет свои устоявшиеся, разумные законы.

— По-вашему, Иван Иванович, все построено разумно?

— Совсем нет, но я убежден, что в жизни намного больше разумного, чем вам кажется.

— Что ж, — неопределенно ответил Кирилл Михайлович, не желая отступать, но и не находя аргументов для возражения.

— Вы очень еще молоды, — сказал Иван Иванович, — и вам кажется, что жизнь состоит из воска, что ее можно лепить как вздумается, а поживете, тогда увидите, что она состоит из гранитных скал.

— В том-то и беда.

— Не понимаю вас.

— Слишком рано мы созреваем, становимся умудренными реалистами… И перестаем бороться со злом, потому что знаем, что оно неминуемо… Женимся по расчету, потому что убеждены в быстротечности любви, а если кто-нибудь проявит незрелость, то вот вам и результат — строгий выговор с предупреждением: не станешь немедленно зрелым — уволим с работы.

— Гм… черт!

— Вы со мной согласны, Иван Иванович?

— Гм…

— Нет, нет, вы просто не хотите со мной спорить, потому что для вас это само собой разумеющееся… Вы стали равнодушным человеком.

— Вот донимает, чертяка! Ты смотри — атакует и на лысину не обращает внимания… А старость, молодой человек, она даст себя знать.

— Равнодушие!

— Мое поколение прошло через сложные и нелегкие испытания.

— Ой, дайте ведерко…

— Вы не смейтесь! Я вам говорю: вы не смейтесь. Это, если вы поглубже вдумаетесь, совсем не смешно.

А у женщин шел свой разговор:

— Думаешь, это было очень умно со стороны коллектива?

— Семен Иосифович знает, что делает.

— А она очень хороша.

— Калинка?.. Она красавица.

— А он — жираф.

— Вот это-то и странно. Ну, теперь, видно, и близко не подойдет.

— Пусть у нее хоть золотая корона на голове, но ведь честь, честь своя превыше всего.

— А я, например, его не терплю.

— Если бы не пререкался с Семеном Иосифовичем, все бы и обошлось.

— На собрании я тебе хотела что-то сказать, что-то очень интересное… И вот — забыла…

Неизвестно откуда взявшаяся черная кошка перепрыгнула через забор и стремительно перебежала на другую сторону улицы.

— Тьфу на тебя!

— Подожди, что же я хотела?.. Ты что?

— Шнурок развязался. Иди, я тебя догоню.

Кошка сидела на той стороне улицы и с невинным видом смотрела на окружающий ее мир. Черная, лоснящаяся.

— Ну ладно, а скажи, пожалуйста, какую социальную основу подведешь под этот факт? Ну, полюбили, так что из этого следует?..