Михаил Лисин - Пути и судьбы

— Машина…

— Петя, умоляю, что случилось?

— Авария…

— Что? Что?

В машинном отделении молчат.

Самоходки гонит на осередок.

Одинцов проснулся от непривычной тишины.

Сквозь глазок иллюминатора косо тянуло длинные лучи ярко-оранжевое солнце. Самоходки стояли посреди реки. Одинцов накинул кителе и выбежал наверх.

— Эй! В чем дело?

— Загораем… — уныло ответили ему. — В Яманской прорве…

— Где Симакова?

— У себя, — ответили опять. — Переживает.

— Слушать мою команду! — крикнул Одинцов, взлетев на мостик. — Наметчики, промерить глубину! Мотористы, запустить моторы!

— Обратный ход? — дивясь, сказал Низовцев. — Но ведь винт у вас не тянет…

— Посмотрим, авось, потянет! — только и ответил Одинцов. Загремели дизеля.

— Задний ход! — чуть дрогнувшим от беспокойства голосом крикнул Одинцов.

К дробному гулу дизелей присоединился глухой, бурлящий шум винта. Люди замерли в напряженном ожидании: потянет или не потянет? Дизеля гремели, в глубине с глухим немолчным шумом рылся винт, точно силясь вырваться из-под воды; за кормою дыбились, стреляя брызгами, пузырчатые клубы пены. И все напрасно!

— Полный назад! Еще прибавь! — скомандовал старший капитан, и в голосе его была упрямая, не допускающая сомнений убежденность.

От железного, все нарастающего грома дизелей стоял тяжелый звон в ушах, вода с шипением рвалась из-под кормы, бурля и пенясь, как в котле.

Вдруг с носа СТ-14 раздался крик Хамида:

— Братцы, а она дышит!

— Ага! Тянет… — послышалось с носа СТ-105.

— Так и быть должно, — стараясь не выдать радости, крикнул Одинцов и велел механику еще прибавить оборотов. И, когда с шумом, похожим на хлюпанье трясины, самоходки оторвались от косы и двинулись назад, раздался такой дружный рев, что с ближнего залива вспорхнула стая уток и, свистя крыльями, полетела выбирать другой ночлег.

После того как силою тяги СТ-14 самоходки снялись с мели, Одинцов было решил, что можно продолжать рейс самостоятельно. Но оказалось, что поврежденный винт тянул только назад, и снова пришлось соединиться с СТ-105. Пока возились с ее двигателями, подкралась ночь. Берега, деревья и кусты слились в какие-то смутные загадочные тени, плесы сузились. Может быть, остановиться, выждать? Нет, нельзя! Уже не журчат ручьи по берегам, уже не слышно звона воды в оврагах, присмирели оскудевшие притоки. Вода спадает, надо уходить!

И самоходки шли. Шли мимо темных яров, вдоль дымящихся от испарины песчаных мысов. Минуя перекат за перекатом, шли на огоньки створов. Но вдруг огоньки померкли, потерялись в плотной ночной дымке, и только слышались четкие команды капитанов:

— Вперед!

— Назад!

И опять:

— Назад!

— Вперед!

Иногда раздавались обе команды разом. И тогда самоходки тянули друг друга «на разрыв».

Долго, бесконечно долго длился этот сложный ночной путь, и, чтобы не впасть в отчаяние, Симакова старалась думать о другом. Но думалось все о тех же самоходках, о той же убывающей воде и вспоминалась разбушевавшаяся Вохма, а чаще всего подвижка льда в затоне, куда она приехала принимать судно.

Весна выдалась на редкость дружная, городские улицы были уже сухи, и она надела свои праздничные туфли. Но в затоне оказалось еще сыро, повсюду блестели лужи, бежали ручьи и отвратительно хлюпала жидкая грязь.

— Поплывут ваши «лодочки», поплывут! — засмеялся кто-то сзади. Она обернулась. Человек был рослый. На нем была непромокаемая куртка с «молнией» и кирзовые сапоги с завернутыми голенищами. Он смотрел на ее туфли и улыбался.

— У вас здесь и утонуть немудрено, — досадуя на грязь и на свою оплошность, отозвалась она.

— На то и затон. — Он снова улыбнулся. — Зачем к нам пожаловали?

— Меня назначили капитаном на СТ-105.

— Капитаном? А сколько вам лет?

— Двадцать пять.

— Так, так… — протянул он неопределенно. — Ну что ж, давайте знакомиться. Одинцов, старший по каравану. Вы не осе́рдитесь, если я предложу вам резиновые сапоги?

Потом они долго бродили по откосу какой-то отвесной кручи. Внизу, как будто бы в провале, поблескивали огоньками еще дремавшие в затоне самоходки, и было такое ощущение, что она стоит на колокольне.

— Чудесный вид!

— Пойдемте на Венец, — предложил он. — Вот оттуда вид так вид.

Они стали подниматься по круто взбегающим ступеням лестницы. Он взял ее под руку. Минуты две шли молча. Над лестницей нависли тонкие ветки берез. Еще голые, но уже клейкие, пахучие, они касались плеч, лица. По склонам журчали быстрые ручьи, и где-то далеко внизу, не то в затоне, не то на вздувшейся реке, что-то позванивало в маленькие колокольца.