Георгий Шошмин - Возвращение в жизнь

Виктор Дмитриевич сидел за столом в своей комнатке. Рядом с ним — Коля Петров. На столе стоял нетронутый обед. Сбоку лежали ноты и скрипка в футляре.

Поздоровавшись со Славинским, Коля встал и ушел.

«Не нужны слова сочувствия. Это только растравит горе, причинит еще большую боль», — подумал Петр Афанасьевич. Он вспомнил, что в кармане лежат две трубки для нового плетизмографа, который он тоже начал оборудовать для своей работы в лаборатории. Он получил эти трубки на складе, но они оказались слишком длинными. Надо было обрезать их и выгнуть, — он собирался после профессорского разбора заехать в институтскую мастерскую. Петр Афанасьевич вынул из кармана эти трубки:

— Виктор Дмитриевич, не разрешите воспользоваться инструментом и тисками?

Занятый своими мыслями, Виктор Дмитриевич ответил, не поднимая головы:

— Пожалуйста. Свет включается слева.

Войдя в мастерскую, Петр Афанасьевич включил свет, достал из ящика над верстаком ножовку.

Из своей комнатки вышел Новиков. Прислонился к стене около верстака, рассеянно наблюдал за Славинским. Петр Афанасьевич уже собрался закладывать трубки в тиски, как он остановил его:

— Прокладки надо положить. Трубки тонкие, в тисках сомнутся. — Он достал две загнутые под прямым углом дюралевые прокладки, протянул Славинскому.

Вместе с прокладками зажав трубки в тиски, Петр Афанасьевич металлическим сантиметром отметил нужную длину и принялся пилить. Виктор Дмитриевич опять остановил его:

— Косой срез так получится. — Он взял ножовку и сам отпилил. — Что еще надо?

— Согнуть вот здесь.

Сгибая трубки, Виктор Дмитриевич — лишь бы не молчать — равнодушно спросил, зачем они.

— Я оборудую такую же аппаратуру, как у Алексея Тихоновича, — ответил Славинский, обрадовавшийся вопросу Новикова. — Изучать, как вырабатывается и закрепляется рефлекс против алкоголя. Мне надо срочно установить эти трубки. Обещал приехать мастер — и не едет вторую неделю. Я бы сделал сам, но пайка... А завтра я уже хотел начинать работу. У меня сейчас большая группа больных...

Виктор Дмитриевич достал паяльник, кислоту, олово, полез за сумкой с инструментом.

— Может быть, вам некогда? — остановил его Петр Афанасьевич.

Словно не слыша Славинского, Виктор Дмитриевич выключил свет, открыл дверь...

В лаборатории Славинский нашел столько работы, что они задержались там до конца дня. Потом вместе вернулись в мастерскую, занесли инструмент.

Славинский представил, какой впереди у Новикова вечер — длинный, пустой, полный горя и тоски. И он предложил:

— Поедемте ко мне. Захватите с собой скрипку. У меня есть рояль. Жена играет, сын учится... И останетесь ночевать, чтобы не возвращаться поздно.

— Я уже давно не играл.

Виктор Дмитриевич провел рукой по футляру, вспомнил Асю, посмотрел на Славинского и подумал о том, как много на свете хороших людей.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Мещеряков закончил писать свою научную работу. Перечитав ее, заново написал вступление, придав ему политическую и общественную остроту, считая, что борьба с алкоголизмом — не узко медицинский, а широкий общественный вопрос.

Он начал с опровержения еще бытующего кое у кого мнения, что пьянство является чуть ли не национальной чертой нашего народа — «русской болезнью». Цифрами и фактами он разбивал это вредное мнение. Он ссылался на сделанное еще в конце прошлого века откровенное признание доктора Керра, члена-корреспондента Судебно-медицинского общества в Нью-Йорке и секретаря-корреспондента Американской ассоциации для лечения пьяниц: «Данные показывают, к немалому стыду Соединенных Штатов и Англии, на наибольшее преобладание в них пьянства». Последние материалы Международного бюро по борьбе с алкоголизмом ярко рисуют, как угрожающе растет алкоголизм в капиталистических странах. Во Франции, например, в сорок восьмом году — совсем недавно — одну пятую часть всех помещенных в психиатрические больницы составляли страдающие алкоголизмом. В Америке и сейчас ежегодно увеличивается алкоголизм среди подростков. Совсем не случайно, наверно, один из островов, на которых стоит Нью-Йорк, называется Мангаттан. Если перевести это название с индейского, оно прозвучит очень выразительно — земля, на которой мы опьянели...

Алексей Тихонович отыскал красноречивое откровение одного английского врача: «Мы, англичане, наилучшие в свете колонизаторы, но, к стыду своему, должны сознаться, что наш триумфальный марш по земному шару оставлял по себе след позора и проклятия в виде алкоголизма, разрушения и смерти. Деморализация и искоренение туземных рас, вызванные нами в них привычкой пьянствовать, составляют безобразное пятно на щите нашей славы. Оно является нам всегдашним укором как народу и бесчестьем как просвещенной нации».