Думает ли он сейчас о ней? Или, может, так увлекся своей работой, что не найдет минутки, чтобы вспомнить Хафизу?..
Патилахон легонечко толкнула ее в бок, Хафиза вздрогнула.
— Подруженька, о чем вы это так задумались, а?.. — спросила Патилахон вкрадчиво.
— Да так, ни о чем, — сказала Хафиза, передернув плечиками, и отвела взгляд в сторону, чувствуя, как начинает гореть лицо.
— А вы покраснели! — сказала Патилахон и, смеясь, захлопала в ладоши, словно уличив ее в чем-то.
— Ничуть. Шахнозхон-апа, посмотрите-ка на меня, разве я покраснела?
— Нет, нисколько, — вступилась за нее женщина. — Щеки ваши всегда румяны, словно яблоки. До чего же вы прелестны, милашка! Вы мне сразу очень понравились. Оставайтесь в Фергане, нечего вам делать в Ташкенте… Или, может, там вас кто дожидается, а?..
— Ха-ха-ха… — рассмеялась Патилахон и, обняв Хафизу, повисла у нее на шее. Однако в этом ее порыве Хафиза тоже ощутила зависть к себе.
— Ну, что вы! Ой, умереть мне, неужели вы так обо мне думаете? — окончательно смутилась Хафиза.
— А если и подумала, так что? В самую пору вам! Вы же годитесь для этого, все вон заглядываются на вас… Да и частенько задумываетесь, — видать, тоже неспроста, моя милашка.
— Вовсе я не поэтому!.. — Хафиза не знала, куда глаза девать. А перед ними так и стоял Умид. Как нарочно, вспомнился тот последний день и как они ходили в зоопарк… Она чувствовала себя почти разоблаченной. И боялась, что ей посмотрят в глаза — словно могли в них увидать Умида.
Наконец доехали до Вуадиля, небольшого поселка, где находился районный центр. Ворота родственников были распахнуты настежь, здесь давно дожидались гостей. Въехали прямо во двор и вышли из машины. Пока Шахнозхон-апа растирала ноги, затекшие от долгого сидения, из дому выбежала старшая сестра Патилыхон и бросилась обнимать свою родительницу. Из дома торопливо вышли хозяева, стали здороваться…
Патилахон приблизилась к речке, протекающей прямо через двор шурша по разноцветной гальке, и поманила рукой Хафизу. Шепотом, будто поверяла секрет, она сказала, что в этой речке водится форель. Хафиза наклонилась и стала всматриваться в воду, но никакой рыбы в ней не заметила. Патила дернула ее за рукав и, отступив на шаг, горделиво вскинула подбородок, молодцевато подбоченилась и спросила:
— Приглядитесь-ка хорошенько да скажите, я красивее или моя подружка Санамхон?
Хафиза сперва удивилась ее неожиданному и странному вопросу и мгновенье глядела на нее с недоумением, высоко вскинув брови, а потом расхохоталась.
— Не расстраивайтесь, подружка, — сказала она. — Даже свободный покрой атласного платья не может спрятать от глаз вашу фигуру. Будь я парнем, жизни не пожалела бы, чтобы добиться вашего внимания…
— Ого! Вы мастерица красиво говорить! — заметила Патилахон, засмеявшись, и испытующе поглядела на Хафизу. — Эти ваши слова подсказаны сердцем или вы просто так, лишь бы отделаться?
— Какой смысл мне обманывать вас? Вы красивая девушка, Патилахон, успокойтесь. Говорю чистосердечно.
— Спасибо, успокоили. Теперь смогу спокойно прожить здесь хоть месяц. А то эта выскочка Санамхон все норовит мне поперек дорожки встать. У меня есть знакомый один, мы с ним два раза в кино ходили. Так она вроде бы в шутку, а все напрашивается с ним в театр пойти. Как ты думаешь, пойдет он с ней, пока меня не будет, или нет? — Хафиза понимающе улыбнулась и, пожав плечами, прыгнула на камень, высунувший из воды тупое скользкое рыльце. Нагнувшись, она стала вглядываться в зеленоватую толщу воды, стараясь заприметить рыбок.
Весь этот день они потратили на то, чтобы обойти и посмотреть Вуадиль. А вечером за ужином Шахнозхон-апа с помощью обеих дочерей и зятя выработала маршрут дальнейшего путешествия. Решили утром выехать еще до восхода солнца, чтобы к обеду успеть прибыть в Хамзаабад, славящийся своими кулинарами, изделиями которых можно полакомиться в любой чайхане, потом направиться в Аксу и Коксу, расположенным бок о бок, и к вечеру, пока еще солнце не спряталось за горы, прикатить к озеру Кубони-куль. У озера, где можно было взять палатку напрокат, они рассчитывали задержаться денька на два-три, чтобы позагорать под нежарким горным солнцем, от которого загар бывает матовый и ровный. Вернуться в Фергану наметили в четверг.
Хафиза не принимала участия в разговоре. Сидела задумчивая и помалкивала. А ведь молчание — знак согласия.
Утром все были удивлены и очень огорчились, когда Хафиза заявила, что не поедет с ними. Так и заявила — что в Хамзаабад ей сейчас не хочется, побывает там в следующий раз, а сегодня ей необходимо срочно вернуться в Фергану. Похоже, что она всю ночь не спала, гадала, как ей сегодня поступить. Шахнозхон-апа даже спросила, не обидел ли ее кто? Или, может, Хафизе дурной сон приснился? Какая злая муха ее укусила?
Читать дальше