Мирмухсин - Умид. Сын литейщика

Кизил Махсум всячески старался скрывать от соседей свое занятие, но шила в мешке не утаишь. Многие об этом сразу узнали. Поговаривали между собой: «Как-никак сын бая, знает в делах толк. Чем болтаться, уподобясь иным бездельникам, конечно же лучше зарабатывать деньги. Его отец тоже некогда разбогател на мехах».

Несомненно, дали бы ему волю, Кизил Махсум, как и его отец, через год бы открыл свою швейную мастерскую. Не ограничиваясь мерлушкой, он привозил бы соболиные, бобровые шкурки. Сам обрабатывал бы и кроил их. Телпаки, искусно сшитые из лучших мехов, он не сплавлял на базар, а сбывал прямо на дому, только близким знакомым. Иногда, невесть где купив задешево огромную бобровую шубу, какие обычно носили в прежние времена попы, делал из нее штук шестьдесят — семьдесят телпаков. Из мест, где вырабатывали кожу, он привозил бараньи шкуры, хромовую кожу, из которых пробовал тачать сапоги и ичиги.

С наступлением осени оживлялась торговля телпаками. Кизил Махсум торопил. А спешка всегда плохая помощница. Арслан хотя уже приноровился, но иногда ошибался при кройке. Кизил Махсум хмурился, но ограничивался словами: «Ну, ничего, попробуй переделать…» Тогда как другого за подобную провинность не прощал. Арслан конечно же догадывался, отчего он в таком привилегированном положении.

Когда в доме Кизил Махсума на обед готовили плов, он зазывал к себе своих подопечных. В больших блюдах приносили горячий плов, на дастархане появлялась бутылка с водкой, и пиршество начиналось.

Вот и сейчас близкие по духу люди собрались в просторной гостиной, потолок которой был разрисован причудливым орнаментом. Это построенное Салахиддин-баем помещение с облицованными ганчем стенами перевидало немало пиршеств.

Пришел Мусават Кари. Находясь в прекраснейшем расположении духа, он рассказывал об Искандере Зулькарнайне, о пахлаване Ахмад Замчи, Абомуслиме.

Потом воцарилось молчание, ибо рты были набиты пловом.

Мусават Кари взял ломтик редьки, которая была нарезана тонкими пластами и положена в воду, с хрустом начал жевать. А прожевав, обратился к хозяину:

— Все собирался спросить — не сболтнул ли я тогда что-нибудь лишнее на гапе? Пришел домой и призадумался, не достигнут ли мои слова…

— Успокойтесь, этого не случится, — перебил его Кизил Махсум. — А если бы и оказался среди нас какой-нибудь кляузник, то чего нам бояться? Что плохого мы сделали?

— Вы были заняты гостями, а я в это время рассказывал поучительные притчи.

— Ну, и что же тут плохого?

— В общем-то ничего. Но, говоря о тех, кто обращает в руины наши мечети, сносит с лица земли наши сады, приучает к бесстыдству наших жен и дочерей, притчи эти я приспособил как прикрытие. Вам понятно теперь?

Кизил Махсум задумался, потом кивнул. В глазах у него промелькнул испуг.

— Хайитбай-аксакал, конечно, недалекий, он не разглядел в притчах главного смысла. А вот Нишан, кажется, все понял. Нам надо остерегаться этого Нишана и подобных ему. И зачем зазвали такого человека на торжество? Зачем?

— Он один из почтенных аксакалов махалли, Кари-ака. Всех пригласив, его не позвать нельзя.

— На всякий случай надо его остерегаться.

Мусават Кари и Кизил Махсум еще некоторое время беседовали о своем, только им понятном, часто прибегая к намекам.

Арслан следил, чтобы в пиалах у всех был налит чай. Атамулла, сын Мусавата Кари, сидел, поджав ноги, около самовара. Они не вмешивались в разговор. Терпеливо ждали, когда речь пойдет о чем-нибудь понятном всем.

Наконец Мусават Кари, хлопнув себя по коленям, многозначительно произнес:

— В одном государстве так расцвела-развилась наука, что люди перестали признавать всевышнего. — Сделал паузу и со значением посмотрел на Арслана и Атамуллу. — Тогда Джабраил-алайхиссалом [59] Алайхиссалом — присоединяется к именам пророков. обратился к аллаху со словами: «О всевышний, есть слухи, что в одном государстве рабы твои не признают тебя!» Всевышний ответил: «Эй, Джабраил, спустись в то государство и узнай, правда ли это». Джабраил спустился где-то в пустыне того государства и принял облик человека. Повстречался ему один старец, несущий на спине вязанку дров, по лицу его струился пот. Джабраил спросил его: «Эй, бобо [60] Бобо — дедушка. , скажи-ка, где находится сейчас Джабраил-алайхиссалом?» Старец опустил свою ношу на землю и минутку молчал. Приложив ладонь ко лбу, он задумался. Потом произнес: «Я искал в семи слоях неба, на престоле божьем — там нигде Джабраила нет. — Затем, закрыв глаза, он опять задумался. — Я бросил взгляд в глубину рек, в горные ущелья, на дно морей, во все слои великих вод — и там нет Джабраила. — И тут изрек он, подняв на незнакомца ясный взор: — Значит, Джабраил ты или я!» Джабраил, принявший облик человека, пришел в несказанное изумление и исчез. Аллаху изложил он все, как было. Узнав о таком, всевышний нахмурился и повелел Джабраилу обратить в пыль и прах то государство…