Вот и сейчас, как только Мадина-хола опять села на веранде, подперев щеку, услышала их озлобленный, хриплый лай. Представила она себе давным-давно проданный ими сад, занимавший несколько соток по ту сторону оврага. Там у них была небольшая летняя хижина, в которую она и Мирюсуф-ата перебирались, как только на деревьях начинали лопаться почки, выстреливая зелеными листочками… Вспомнила, как однажды поздним вечером, после первого снегопада, муж направился туда, чтобы счистить с крыши снег. Едва спустился по крутому откосу в овраг, как его окружила свора свирепых собак. Но он не растерялся, — отбиваясь лопатой, благополучно достиг противоположной стороны оврага, поднялся наверх и оглянулся. Ни одной собаки он не увидел. А под желобом старой, заброшенной мельницы, расположенной чуть левее склада утильсырья, горел светильник. Это место считалось нечистым. Поговаривали, что там нашли себе кров черти. И тех, кто, проходя тут, не произнесет про себя молитву «Лоховла», будут якобы преследовать катящиеся клубки огня. И Мирюсуф-ата поспешно помолился, усомнившись вдруг, собаки ли на него напали или то был шабаш ведьм. Муж не раз рассказывал ей об этом…
Над плоской крышей, возвышавшейся напротив, за дувалом, поднялась луна. Вдруг на ее яркий диск нашла тень, заставив тетушку Мадину вздрогнуть, и она увидела, что это пробирается по краю крыши кошка. Она села, помахивая хвостом, как раз напротив луны, и глаза ее сверкнули. Мадина-хола зашептала молитву и трижды поплевала себе за пазуху. Кошка, будто чего-то испугавшись, метнулась в сторону и исчезла.
Дети поели. Саодат попрощалась и ушла. Она торопилась домой, где ее наверняка уже заждался муж. Все эти дни он один был с ребятишками. Он работал слесарем в паровозном депо, приходил поздно, усталый, голодный. А Саодат с утра до вечера была у матери, чтобы как-то смягчить ее горе.
Арслан раскрыл учебник, а Сабохат принялась мыть посуду.
Раздался стук в калитку. Арслан быстро встал.
— Кто там?
За калиткой отозвались. Арслан узнал голос, заспешил отпереть.
— Добрый вечер, Махсум-ака, проходите!
— Извини, братишка, что поздно.
Он прошел к веранде и, поднимаясь по ступенькам, встретился с Сабохат, остановившейся, чтобы уступить ему дорогу.
Она поклонилась гостю и прошла в летнюю кухню, смутившись от того, как Кизил Махсум посмотрел на нее.
Прежде тоже она замечала, что он задерживал на ней взгляд несколько дольше, чем полагается, и недоумевала, что это может означать.
Кизил Махсум с особым почтением поклонился Мадине-хола. Пройдя к стенке, опустился на курпачу. Затем, когда все в ожидании умолкли, не спеша прочитал молитву и провел ладонями по лицу.
— Такова жизнь человеческая, холапошша [57] Холапошша — старшая тетя, особо почтительное обращение к женщине.
, — произнес он. — Только терпеть и остается нам. Мирюсуф-ата угоден был всевышнему…
— Все ли у вас благополучно? — осведомилась Мадина-хола.
— Благодарение аллаху.
Сабохат вновь расстелила дастархан, принесла чай, лепешки, изюм, перемешанный с колотыми орехами.
— Пожалуйста, угощайтесь.
— Бисмилло, — произнес Кизил Махсум, прежде чем взять кусок лепешки. — Выкроив минутку, я решил навестить вас. Послезавтра исполняется семь дней… Пришел посоветоваться.
— Спасибо, — тихо произнесла Мадина-хола. — Навещая наш дом, вы радуете душу покойного.
— Нишан-ака тоже обещали прийти сегодня. Видно, где-то задержались, — заметил Арслан. — Наверно, завтра придут.
— Наверно, поя-а-вится, — сказал Кизил Махсум, стараясь скрыть раздражение.
Несколько минут царило молчание.
— Я с махаллинцами говорил сегодня, — сообщил наконец Кизил Махсум. — Казан, самовар, всякую посуду принесут завтра. Вечером придут двое-трое. Я тоже буду. Разделаем мясо, нарежем моркови для плова. — Заметив беспокойный взгляд хозяйки, он помахал ладонью. — Как обстоит дело со средствами у Арслана, мне известно, холапошша. Считайте меня за старшего брата Арслана, и да возрадуем мы все вместе душу отца, отметив его семь дней. Говорят, человек, творящий добро, не будет презрен ни в этом, ни в том мире. Мирюсуф-ата любили меня. Я должен ему послужить.
— Да будет счастливой ваша жизнь, — сказала Мадина-хола.
— Не старайся ублажить кого попало, братишка, — посоветовал Кизил Махсум, наливая себе чаю. — Оставь в покое этого Нишана-ака. Если придет, уважь, а не придет — не обижайся и не проси.
Арслан молча кивнул.
Читать дальше