Мирмухсин - Умид. Сын литейщика

Арслан вбежал в дом и, остановившись в проеме двери, прислонился к косяку. На подоконнике тускло горела лампа.

— Не плачь, сынок, — сказал сосед, коснувшись плеча Арслана. — Мир бренен, сынок, что поделаешь. Не в наших силах предотвратить это.

Из женской половины доносился тихий плач. Там находились мать и сестра. По мусульманскому обычаю женщин не допускают к покойному. Заслышав, что Арслан пришел, Мадина-хола вышла в прихожую. Вытирая глаза концом косынки, сказала:

— Сейчас сообщим родственникам. Аксакалов махалли тоже надобно сейчас известить…

Арслан поспешил было на улицу, но в калитке встретился с Нишаном-ака. Пришлось вернуться.

— Зажгите две лампы, до утра не должны они гаснуть, — сказал Нишан-ака. — Я обойду наших стариков, а утром сообщу на завод.

— Хорошо, — согласился Арслан.

— Эй, Мадина-хола, кисея в доме имеется?

— Нет… — растерянно произнесла хозяйка.

— Ладно, я принесу, у меня есть. Утром соберутся люди, постелите курпачи, чтобы сидеть где было. Дастарханы и посуду надо собрать в махалле.

— Я это сделаю, — пообещал Арслан.

— Ну, я пошел. Пусть будет земля ему пухом, — сказал Нишан-ака и, выйдя на улицу, тихо затворил калитку.

Он шел, погруженный в раздумье, и видел сейчас перед собой Мирюсуфа-ата, который всю жизнь трудился, не зная покоя, и душу имел чистую, как родник. Сам впервые вступив в огромный коллектив, он радовался, что все больше и больше молодежи идет трудиться на завод. Все чаще он встречал на заводе парней-узбеков. Они быстро знакомились, завязывалась дружба…

Нишан-ака вышел на пустынную в этот час площадь Хадра, пересек ее, направляясь к трамвайной остановке. Высокие здания возвышались напротив. Только в нескольких окнах горел свет. На площади под жестяным колпаком, покачивающимся от легкого ветерка, светилась всего одна лампочка. Тихо было вокруг. Город спал. Нишан-ака обернулся, посмотрел на приземистые дома своей махалли, погруженной в темень. Над ними простиралось огромное фиолетовое небо, усеянное холодными звездами. Они, эти звезды, напомнили ему искры, летящие из горнов, и тотчас услышал он перестук больших и малых молотов… Сколько поколений литейщиков жило в этой махалле…

Молодой дегрез Мирюсуф, он, Нишан, и многие другие, сыновья и внуки прославленных литейщиков, их друзья и родичи собрались в свое время в сталеплавильном цехе завода Сельмаш. И огонь, пылавший в горнах дегрезов их махалли, они перенесли в цех завода. Как большие и малые арыки, сливаясь, образуют многоводный Анхор, так старые и молодые мастера-дегрезы, собравшись на заводе Сельмаш, создали литейный цех. И вот сейчас Нишан-ака словно бы на самом деле увидел их всех, своих друзей, с крепкими плечами, с натруженными, мозолистыми ладонями…

А в махалле этой даже земля смешалась с чугуном — крепка ее твердь. Ведают ли люди, проходя по этим безымянным извилистым улочкам, сколько знаменитых мастеров Ташкента проживало тут в былые времена?

Вдалеке послышался скрежет стальных колос. Из-за поворота показался трамвай со светящимися окнами.

Да, тяжелая ночь. Что может быть тяжелее, если из жизни уходит друг…

Арслан всю ночь ходил из дома в дом, оповещал людей о горе. Домой возвратился, когда начинало светать. Он свалился в постель, но уснуть так и не смог.

Утром стали собираться люди, близко знавшие Мирюсуфа-ата. Первыми пришли Нишан-ака, Хайитбай-аксакал, Хайдар-долговязый, Исмаил-ака, Мирахмед. Из махалли Кургантеги пришли Кизил Махсум и Чиранчик-палван. Из нового города приехали Матвеевы, отец и сын, и Нургалиев — начальник литейного цеха…

Кизил Махсум отозвал Арслана в сторону и сунул ему в ладонь деньги.

— Не отказывайся, братишка, деньги тебе сейчас нужны. Не хватит — еще дам. Когда-нибудь рассчитаешься…

Арслан поблагодарил его, оценив такую заботу. Ему действительно понадобятся деньги. Арслан, конечно, в долгу не останется, он отработает, вернет с лихвой.

Странно — почему же Нишан-ака недолюбливает этого благородного человека?

Часам к двенадцати собралась почти вся махалля. Пришли рабочие с завода. Явился и Мусават Кари. Он, выражая Арслану соболезнование, то и дело повторял:

— Такова жизнь человеческая, и ничего тут не поделаешь. Такова жизнь…

— Как намерены устроить погребение? — тихо спросил он. — Коран будет читаться?

— Поступим так, как поступали отцы наши, деды и прадеды, — сказал Кизил Махсум.

— Очень хорошо. Не надо гневить аллаха.