Мирмухсин - Умид. Сын литейщика

— Милый, милый, — шептала Жанна, обдавая его горячим дыханием.

Потом Жанна уснула и улыбалась во сне. Умид, приподнявшись на локте, любовался ею. Она очаровательна, его жена. Лицо ее в лунном свете казалось одухотворенным. Умид проникся такой нежностью к ней, что не удержался от соблазна ласково провести рукой по гладкому плечу и шее, где слабо билась голубоватая жилка. Жанна смешно, по-детски облизнула губы и что-то пробормотала. Потом схватила его за руку и, прижав к груди, проговорила:

— Наконец-то, Роберт…

Умид отдернул руку, будто его ударило током. Отодвинулся к стене, и показалось ему, будто это не жена лежит, а аждарга [25] Аждарга — чудовище. в образе Жанны. «Наваждение какое-то, — подумал Умид. — Может, мне померещилось? Нет, я, кажется, действительно стал чересчур нервным… А если и не ослышался, — что такого? Мало ли какой вздор может присниться человеку?!»

Утром, когда Жанна умывалась, стоя в одной рубашке у рукомойника, Умид заметил на ее плече два пятна, одно маленькое, другое побольше, как два лиловых цветка. Увидев в зеркале, как пристально Умид разглядывает ее, Жанна обернулась и, смеясь, провела мокрой ладонью по его лицу. Сказала с укоризной:

— Эх ты, греховодник, преподнес мне два подарочка…

…В начале марта, в оттепель, Шукур Каримович попросил Умида съездить денька на два-три в Ак-Курганский район. Вместе с заместителем директора по хозяйственной части. Там выделена была для института обширная территория, которую планировали в этом году засеять новыми сортами. Умиду и заместителю Шукура Каримовича предстояло проверить, насколько подготовлены поля к посеву: до заданной ли глубины проведена вспашка, вывезены ли уже на поля удобрения, вычищены ли арыки. Да немало и других мелких вопросов они должны были решить на месте.

Встав чуть свет, Умид облачился в телогрейку, напялил ушанку, на ноги надел шерстяные носки, а потом натянул кирзовые сапоги. Обряжаться в этакий «маскарад» Жанна ему великодушно разрешала, только когда он уезжал в кишлак. Она понимала, что там следует появляться именно в такой рабочей робе, если не хочешь вызвать насмешку у тамошних. «До чего ж там отсталые люди! — сетовала Жанна. — Когда мы наконец село приравняем к городу? — И вздыхала: — Наверно, никогда этого не будет…»

— Сколько дней ты там пробудешь, милый? — спросила она, когда Умид у калитки поцеловал ее в щечку.

— Ну, сегодня, завтра… Думаю, двух-трех дней нам хватит. Послезавтра к вечеру, может, вернемся.

У подъезда института уже стоял малолитражный автобус, дожидаясь пассажиров. Заместитель директора задерживался. Умид занял переднее сиденье и, вынув из кармана книгу стихов Гафура Гуляма, углубился в чтение. Он не заметил, как прошло около часа.

— А-а, Умиджан, вы уже здесь! Здравствуйте! — послышался голос его спутника, заставивший вздрогнуть задремавшего было шофера. Грузный заместитель директора едва протиснулся в дверь.

Автобус тотчас тронулся.

Заместитель директора института и Умид, прихватив с собой совхозного агронома, весь день обходили свои поля. На пашне кое-где еще лежал снег. Межи еще не просохли, к сапогам налипала грязь. Ходить было трудно, будто к каждой ноге привязали по гире. До конторы они с трудом добрались. Зато были довольны тем, что товарищи в совхозе своевременно позаботились об институтских полях. Дольше оставаться здесь не было смысла. Агроном и директор совхоза пригласили гостей к себе на «пиалушку чая», отдохнуть после изнурительной ходьбы по раскисшим полям. Но уже начинало смеркаться, и заместитель Шукура Каримовича заявил, что, когда задание выполнено с честью, приятнее всего отдыхать в своем доме. Умид согласился с ним. Однако, чтобы не обидеть хозяев, они выпили чаю с орехами и изюмом, с горячими тандырными лепешками прямо здесь, в конторе. И, не дожидаясь, когда поспеет плов, тронулись в обратный путь.

В половине одиннадцатого они въехали в тоннель, над которым проходило полотно кольцевой железной дороги и крупными буквами были выведены слова: «Добро пожаловать в Ташкент!»

Машина доставила Умида в Рабочий городок, а заместитель директора поехал дальше, в квартал Камалон.

Умид толкнул калитку, хоть и знал, что она всегда на ночь запиралась. Потом нажал кнопку звонка. Вскоре послышались шаркающие шаги Рихси-апа.

— Кто там? — осведомилась она и протяжно зевнула.

— Это я, откройте, — отозвался Умид.

Он поблагодарил пожилую женщину и торопливо пересек двор. Взбежал по ступенькам на айван. В коридоре, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить домочадцев, переоделся. Повесил на вешалку телогрейку, забросил на полку шапку и переобулся.