Мирмухсин - Умид. Сын литейщика

— А-а, — произнес Инагамджан, махнув рукой.

— А все-таки?..

— Ваша жена меня крепко обидела…

— Каким же образом?

— Вором назвала. Я в жизни яблока с чужого дерева не сорвал, а она на меня — «вор»!.. Мне это ни к чему. Я работяга. Я не постесняюсь и самому аллаху правду-матку в лицо сказать. Если взял чего, скажу — взял! Юлить мне незачем. Сам ненавижу тех, кто юлит. Когда вижу, что врут, — меня выворачивает наизнанку. Это они лицемерят! Вот вы, вижу, честный парень, а они, поди, вам не рассказали всего по правде-то…

Велика была обида Инагамджана. Распаляясь все больше и больше, кляня и Жанну, и Сунбулхон-ая, он поведал о том, что три года назад, когда Жанне еще не было и семнадцати, она убежала из родительского дома к какому-то музыканту, учившемуся в то время в консерватории. Домулла решил совсем отказаться от дочки, Сунбулхон-ая запретил наведываться к ней… Однако Инагамджан понимал, что родители где-то в глубине души все же надеялись, что все обойдется: мол, дочка и тот музыкант оформят брак и старикам волей-неволей придется нянчить внучат…

Месяц спустя Жанна возвратилась под родительский кров…

— Довольно! — резко сказал Умид. — Почему вы мне решили сегодня это выложить?

Инагамджан пожал плечами:

— Если вы об этом знали, то я чужого секрета не выдал. А не знали, — значит, они сами мастера поступать по-воровски… Не думайте, я не боюсь, что вы им расскажете… Такую баранку я везде найду. Я работяга. Мои руки везде нужны. И при этом слугой ни у кого не буду…

Умид неуверенно посмотрел на шофера. Он знал, что послужило причиной для ссоры между Жанной и Инагамджаном.

Недели две назад у Сунбулхон-ая пропал перстень с крупным бриллиантом. Забыла на умывальнике — и он словно в воду канул. О происшествии помалкивали. Даже Умид не был посвящен. Однако он заметил, что теща и тесть чем-то встревожены, перешептываются с оглядкой. Умида это озадачило, но расспрашивать он не стал.

Лишь спустя несколько дней Жанна, понизив голос до шепота, поведала ему, что у матери украли перстень.

Сунбулхон-ая вначале думала, что это сделала прислуга. Когда той не было, обыскала ее комнату, заглядывала во все трещины в полу, в стене. Выбившись из сил, вспомнила, что в тот злополучный день Рихси-апа отсутствовала — она с утра ушла к родственникам…

«Скорее всего, это дело рук Инагамджана, — с уверенностью сказала Жанна. — То и дело он заходит в эту комнату. Повозится немножко с машиной и идет мыть руки. Он украл. Больше некому…»

«Некому ли?..» — глубокомысленно произнесла Сунбулхон-ая и покосилась на Умида.

Умид не обратил на это внимания. Ему казалось смешным, что из-за какого-то перстня все в доме так переполошились. Видел он прежде на пальце тещи этот перстенек, — ничего особенного. Никогда не задумывался, из чего он сделан. Да какое ему, собственно, дело до этого — украли так украли. Абиди другой купит. Однако он стал замечать, что родители жены стали смотреть на него как-то иначе. Разговаривают как будто нехотя. Стоит ему зайти в комнату, тут же умолкают. «Уж не думают ли они, что я украл?» — промелькнуло в голове Умида…

И неизвестно, чем бы все это закончилось, не найди случайно Салимхан Абиди утерянного перстня. Стал было профессор проволокой прочищать отверстие в раковине, да и извлек оттуда вместе с нитками, клочками волос и грязью золотой перстенек с бриллиантовым глазком. Боясь, что он укатится обратно, Абиди схватил его дрожащими руками и, засеменив в спальню, отдал совсем уже отчаявшейся жене. Строго-настрого наказал ей никому ни слова не говорить о находке.

Жанна вчера только рассказала Умиду об этом, поделилась семейной радостью. Значит, с Инагамджаном она успела поссориться раньше.

«А вдруг этот парень выдумал все, чтобы отомстить Жанне?» Умид подозрительно покосился на шофера. Тот, видать, сам теперь жалел, что проговорился. Словно бы догадавшись, о чем думает Умид, пробубнил себе под нос:

— Не знаю, дружище, правда это или нет… Мне рассказали, а я вам рассказал…

Умид промолчал. Он думал о том, что ссоры между ним и женой в последнее время участились. Иногда они возникали из-за сущих пустяков. То Жанне не нравилось, как Умида постригли в парикмахерской, и она начинала острить по поводу его прически, то намекала на отсутствие у него вкуса, с пренебрежением разглядывая его новый галстук, то вспыхивала как порох, если Умид недостаточно лестно отзывался о какой-нибудь из ее подруг. Обменявшись колкостями, они обычно умолкали…