Олег Попцов - Свадебный марш Мендельсона

Ты зажмурилась, тряхнула головой:

— Нет.

— Ну хорошо. — Мое упорство показалось мне нелепым. — Мы пойдем вместе до парадного, а уж там ты сама.

«Кого она больше боялась, меня или себя? Ах да, я забыл. Мы педагоги — нравственность превыше всего. Что скажут наши дети? Возможно, она права, об этом стоит подумать. Но для начала стоит послушать, что скажем мы.

С чего начать? «Как плохо быть одному». Она знает это не хуже меня. Или с писем дочери. «Представь себе, они существуют, или…» Пустое. Об этом в следующий раз. А будет ли он, следующий раз? Или сказать проще, не утонуть в словах, выкрикнуть их прямо здесь, в промерзший черный воздух. Они упадут, зазвенят и покатятся по мостовой, эхо покатится: «Я люблю тебя. И сил моих нет быть без тебя!»

— Вот мы и пришли. Будем прощаться.

Я спохватился. Почувствовал, что теряю уверенность, заторопился еще больше.

— Постой! — Я разглаживаю мятые листки. — Устроим референдум.

Листок белой бумаги. Восклицательный знак посередине. Слева написано «да», справа — «нет».

Каждый оставит одно из слов, какое сочтет нужным. Второе надо зачеркнуть. Потом мы запечатаем их вот в эти конверты. На конвертах наши адреса. Завтра мы получим свои письма.

— Странно, ты всегда был равнодушен к театру, и вдруг…

— Время меняет нас. История в письмах должна иметь логический конец.

Больше мы не скажем друг другу ни слова. Ты возьмешь протянутый карандаш и, не вчитываясь, перечеркнешь левое поле.

Хлопает одна дверь, другая, и дребезжащий перезвон оконных стекол погасит звук. Там, наверху, зажжется свет и силуэт у окна не сдвинется с места. Надо спешить. Метро закрывается в час.

Предзимний лес. Хрустит под ногами тронутый холодами лист. Птиц не слышно. Сухо. Морозно.

В руках у Кирилла гибкий прут, он им сбивает верхушки высохшей травы. Где-то буйствует ветер. Лес перестукивает голыми ветвями. Еще не зима, но уже не осень. Артем раскуривает трубку, не поспевает за Кириллом. Кирилл говорит не оборачиваясь, резко, напористо:

— Чем объяснить твою настырность?

— Сочувствием.

— Неправда. Я рассеян, но не слеп. Ты лицо заинтересованное. Знаешь, когда я это понял?

Артем отворачивается. Древесную труху подхватывает ветер.

— Не знаю.

— Письма. Ты еще спросил, зачем я тебе их отдал. Я ответил — компенсация. Ты не отказался. Расценил как очередное сумасбродство. А зря. Это был пробный шар.

Пересохшие листья, будто срезанные ножом, летят на землю.

— Впрочем, теперь это не имеет никакого значения. Я принимал твое сочувствие. И даже подыгрывал тебе.

— Подыгрывал? Каким образом?

— Знал и не вмешивался. Как видишь, я не ставил под сомнение твою искренность. Вот вам пропуск, коллега. Держи. Путь свободен.

Чуть помятый белый лист с чертой посередине. Два слова: по одну сторону — «да», по другую — «нет». Слово «да» перечеркнуто.

— Оставь себе. Какое ни есть, а письмо.

— Да нет, ты держи, держи. Ты выиграл. Понимаешь, выиграл.

— Так уж сразу сжигать мосты?

— Сразу. В конце концов, это мои мосты. Ты построишь новые.

— Ты меня в чем-то винишь?

— Нет. Я свидетельствую. Ты был невыносимо порядочным человеком. Молодец. Согласись, я тоже на высоте, я тебя высчитал. Каждому свое. Аналитический склад ума.

Они опять идут рядом. Кирилл срывает сухой лист, растирает его между пальцев, поднимает руку, пускает пыль по ветру.

— Вот так и мы. Наш взлет обманчив. Я тебе открою одну тайну. Ты опоздал. Иван Иваныч. Человек пристойного поведения — учитель физики. Пока ты строил замок из благородного камня и собирался потрясти мир дистиллированной порядочностью, Иван Иваныч шел к цели напрямик. Я очень сожалею, старик, оч-чень. Была такая перспектива. Обмен ролями на глазах у зрителей. Ты — жених, я — свидетель. Невеста та же. Нет, я бы не стал тебя вызывать на дуэль. Нет. Эстафета любви.

Лицо Артема бледнеет, и, словно оттолкнувшись от своего молчания, решившись на что-то, он делает несколько быстрых шагов, останавливается перед Кириллом.

— Ты же интеллигентный человек.

У Кирилла трясутся губы. Уже не остановить, не сдержать себя.

— Что, проповедник, разволновался? Как я тебя, а… Ничего, терпи. А я думал, мне у тебя придется спрашивать разрешения посетить мою дочь. По-свойски, глядишь, лишний часок бы выторговал. Ван Ваныч Изосимов — привыкай. — Кирилл дурашливо повертел рукой перед носом: — Ку-ку твоей Изольде. И не стремись быть сильным, старик. — Кирилл погрозил пальцем. — Слабым проще, им сочувствуют.