Олег Попцов - Свадебный марш Мендельсона

Если по совести, мне ей в утешение сказать нечего. Все мы рабы своего характера. Годом раньше хоть какая-то надежда. Пусть не надежда, предчувствие надежды. Месяц прошел — письмо от него, еще месяц — письмо к нему. Я не понимала этой половинчатости, никогда не расспрашивала ее о письмах.

Она же, наоборот, тяготилась невысказанностью и все порывалась объяснить, доказать. «Мы не враги друг другу. Мы трудно привыкаем к новым ролям».

Однажды я не выдержала и сказала:

— Уходят годы. Тебя может не хватить на новую жизнь.

Она заплакала, обвинила меня в эгоизме. А месяц спустя вдруг решилась на эту встречу, и снова была виновата я. «Не отговорила, не помешала». Подошла я к ней, обняла за плечи и стала убаюкивать, как малое дитя, нашептывать на ухо:

— Все выплакано, выстрадано. Я вот с ног сбилась, пристойного холостяка ищу. Ты девка видная, статная. Жены веселы, пока за стол не сядут. А как сядут, как увидят, что тебе пары нет, упаси бог на себя в зеркало глянуть, да с тобой сравнят. Мне, твоей подруге верной, головы не сносить. Станут жены голову ломать, думу думать, на чьего мужа красавица одинокая глаз положила.

Успокоилась, оттаяла. Тронула щеки пудрой, смеется. «Товарищи жены, — говорит, — могут спать спокойно».

Поцеловала я ее, а сама думаю: «Мой Мишка первым начнет круги выписывать… Ой, девонька, грех на душу беру, грех».

За дверью загалдели, зашаркали ногами. «Открывай, хозяйка, двери тесовые. Добрые молодцы елку несут». Подхватилась, еще и суеты нет, а уже закраснелась и пошла. Нет, не пошла, понесла себя к двери.

Провожаю ее взглядом, в голове мысли роятся, вчерашний день, Мишкины фантазии.

— Ну как, — говорит, — царевна Несмеяна почивает?

Это он Вику так зовет.

— Кукует, — отвечаю. — А ты с какой стати зубы скалишь?

Волосы взъерошил, похохатывает.

— Представляю ситуацию. Сидим это мы мирно, чинно за столом. О житье-бытье разговор ведем, чувствительность Виктории Андреевны оберегаем, и вдруг — звонок. На лицах недоумение, кого это на ночь глядя, да еще под Новый год? Не иначе — судьба! Открывается дверь, и… ейный хахаль при цветах, с бутылкой шампанского. Всем общий поклон. — Мишка изобразил хахаля, дернул задом, прищелкнул каблуками, смехотворно поклонился. — «С новым годом, товарищи! Викуша, где мне сесть?» У вельможного присутствия челюсти отвисли, глаза как бильярдные шары. — Мишка не удержался и тут же изобразил отвислую челюсть и округлил глаза. Лицо стало придурковатым, потешным. — Ну что вы на это скажете?

— Скоморох ты!

Скорчил гримасу в ответ, поскучнел.

— Знаешь, а у Димки даже смех снабженца. Какой-то дефицитный, икающий. Не наш. Он мне неприятен. Может, Кирилл придет?

— Не знаю.

— Точно. Здесь не угадаешь.

— С новым годом, товарищи!

И пошел:

К десяти собрались все. Жена Димки, Лиза, умудрилась оставить туфли в гостинице, и все терпеливо ее ожидали. Потом суетно рассаживались, тысячекратно меняли жен местами. Напротив, рядом, наискосок. В конце концов расположились самым невероятным образом, самым неудобным. Посчитали, что это не главное. Главное — проводить старый год.

Быстрее других захмелел Мишка. Никак не мог угомониться, старался перекричать всех. Ему не давал покоя свободный стул рядом с Викой.

Сама Вика порывалась отставить стул в сторону и отставляла его. Но он почему-то всякий раз вновь оказывался за столом. Этого больше других требовала Зойка. Мишка где-то успел выпить и теперь хорохорился и паясничал. Он подчеркнуто обращался только к Вике.

— Ваш муж, мадам. Пардон. Ваш бывший муж меня изрядно презирал. Но я не обижаюсь. Ты, Викуша, л-л-личность. Анюта вся в тебя.

— Миша, ты пьян.

— Справедливо. Я п-п-провожаю уходящий год. Если хочешь, это мой п-пп-рр-ттест.

Все делали вид, что ничего непристойного не происходит и Мишка даже экстравагантен в этом состоянии и чрезвычайно мил. Лиза не упустила случая уколоть Зойку. Лиза сказала:

— А я люблю дурачиться. Это очень даже хорошо, когда за столом есть свой клоун.

Этого было достаточно. Самолюбивый Мишка тотчас протрезвел. И вот тут, когда предновогоднее состояние взяло верх и как бы размыло существующие симпатии и антипатии, уравняв всех присутствующих тональностью новогодней ночи, раздался звонок. Шум разом оборвался, и все посмотрели на Вику. Она дернула плечом. Ничего не сказала. А Зойка округлила глаза и ахнула во всеуслышание: «Мишка — ты пророк!» На нее зашикали, так велико было желание оказаться за дверью и увидеть, услышать происходящее там.